Мост

Иванов-Паймен Влас Захарович

Однако больше всех в Сухоречке и Чулзирме был взволнован Павел Мурзабай. После набата бедняга сразу протрезвел и кинулся в Сухоречку узнавать подробности. Не будет больше в селе мира. Не вись-ягуры потрясли деревенского отшельника, а такие люди, как Шатра Микки и Палли. Дать себя выпороть во имя Советской власти! Просыпается народ, народ-богатырь, народ-улып. Сказка Шатра Микки оборачивается былью. Спокойствия не было. Наибольшую тревогу вселили в душу Павла Мурзабая вести о сыне. Назар стал начальником всех карателей в уезде. Там, в контрразведке, он чем-то проштрафился и вот теперь выслуживается, заглаживает свою вину,

расправляясь направо и налево и с виноватыми и невиновными.

Нет, теперь не отсидишься в своей горенке за утешительницей бутылью. Самана встала на дыбы. Растопчет она покойную жизнь деревни с ее вековыми устоями и обычаями, втопчет в грязь и его мурзабаевское доброе имя. Явится в село карательный отряд во главе с его сыном Назаром. И не удержишься посередке, бросит тебя злым ветром на тот или другой берег кровавой реки…

Но дальше, к удивлению Мурзабая, все развивалось не так быстро, как он полагал. И думки его постепенно вошли в более спокойное русло. Карательный отряд в село так и не прибыл, прискакал один Назар. Повел себя странно. С отцом и домашними разговаривать не стал. Первый день провел в Сухоречке, сперва навестил Смолякова, потом Хаяра Магара. Лишь поздно вечером сел с отцом за один стол. Мурзабай, радуясь отсрочке расправы с мятежным селом, выставил на стол четвертную бутыль первача, сбереженного им за дни беспокойной трезвости. Угощал Назара как дорогого гостя. Сын все же! Недаром оплакивал его в ночь сурхури! Без вести пропал. А теперь сидит живой, невредимый, но еще более непонятный, чем прежде.

— Где Симун? — жестко спросил Назар.

— А откуда мне знать? Ты вот сын мне, а и то как чужой стал. С хаярами водишься, со мной — молчок. А Симун что ж, не Мурзабай он теперь. Отрезанный ломоть.

— Ладно. Без тебя дознаюсь про Симуна. И найду его. Вздерну на осину, как они — Белянкина. А ты, уважаемый Павел Иванович, кто же сам-то будешь? Ни богу свечка, ни черту кочерга. Пьешь, говорят, много да умничаешь. Отбился от своих.

«Мели, Емеля, твоя неделя, — думал Мурзабай, подливая сыну. — Слава богу, гол ты, я вижу, как сокол. Ничего ты от меня не услышишь — ни за здравие, ни за упокой. А от тебя надеюсь многое узнать».

Но сын, как мог, показывал, что отец недостоин высокого доверия. Однако первач на то и первач, чтоб развязывать языки. Оба постепенно разговорились и даже кое в чем сошлись: дружно ругали половинчатые действия Комвуча. Отец с хитринкой, чтобы испытать сына, а тот искренне и как всегда буйно.

— Мразь, грязь, размазня твой Комвуч, — разошелся Назар. — Не буду им служить, уйду к Дутову. Вот соберу новый отряд, разделаюсь с бунтарскими селами, в первую голову с Каменкой…

Все-таки выболтал Назар все, что надо было услышать Мурзабаю. Неудача постигла белых на юге: всех карателей бросили на фронт. Теперь Назар самолично выехал вербовать кулацких сынков. Посулил Саньке Смолякову и Ваське Фальшину златые горы, а те пообещали привести с собой надежных товарищей. Завтра собирается в Таллы. Скатертью дорога.

— Чередниченко болван! — стукнул кулаком по столу захмелевший офицер. — С оружием в руках поддался безоружным мужикам. Еще, говорят, надо мной насмехался. Я ему покажу Наполеона! Если красные не убьют его, собственноручно выпорю и расстреляю, как изменника.

«Вот он, маленький диктатор», — вспомнил Мурзабай слова Симуна и удивился теплому чувству,

вдруг шевельнувшемуся у него к племяннику.

Странно: за племянника тревожится Мурзабай, а за сына нет. Что Назара ожидает завтра в Таллах? Один хочет там провести мобилизацию. Отговаривать — только масла подливать в огонь. Упрямое хурнварское племя! Все же решил предостеречь. Куда там! Взвинтился, понес какую-то околесицу. Усмехнулся самодовольно.

— Не совсем я один, отец, — похвалился Назар. — Двух верных адъютантов себе сохранил. Один в городе, сын купца Половинкина, а другой… Да, кстати, другой зятем тебе станет. Запрягу я тебя, старшина, в одну упряжку с Хаяровым…

И вот с этого в доме Мурзабая все пошло кувырком. Какой-то вихрь завертел всех, его дыхание обожгло камышлинского отшельника Тражука. Мурзабай еле уразумел, кого Назар прочит ему в зятья. Это, оказывается, хаяровский змееныш Чее Митти, которого Назар величает Дмитрием Макарычем.

Назар не только спас этого змееныша от фронта, но приблизил к себе, решил с ним породниться, женив на своей сестренке Уксинэ. Павел, умеющий сдерживаться, погасил первый порыв гнева. Только руки выдали его: задрожали так, что горлышко пустеющей бутылки дробно застучало по стакану. Вот с какой стороны хочет лягнуть его самана! Врешь! Не бывать тому. Не командовать тебе Назар, в моем доме, хоть ты и диктатор.

Отец настолько владел собой, что решил испытать сына шуткой. А вдруг просто ударил хмель в голову Назара? Как бы всерьез не принять просто пьяную болтовню.

— Невесту с собой, что ли, захватишь, по Таллам повезешь? В городе, чай, будете играть свадьбу?

— Не шучу, отец, — трезво и твердо сказал Назар. — Слово дал, слово офицера — и жениху, и его отцу Макару Данилычу. Породниться вам пора и в одну дудку дудеть. А свадьба будет здесь. Скоро. Дождусь адъютанта в Таллах, и вернемся сюда справлять свадьбу.

«Ну раз ты не шутишь, и я не стану шутить, — соображал Мурзабай. — Шуметь не будем. Пусть уезжает скорей. Ишь ты: слово офицера. Дай-кась кольну я его по офицерскому самолюбию».

— Денщик, что ль, у тебя этот Дмитрий Макарыч? Я так понимаю: младшему офицеру не положено адъютанта.

— Эх ты, деревенщина, — добродушно посмеялся Назар, довольный тем, что отец не перечит ему в главном, — Отстал… Сейчас чины получать некому. По положению я полковник, если не генерал. Я — командующий особой войсковой единицей. У меня неограниченные права. Сам чиню суд и расправу. Любого, если пожелаю, — расстреляю без суда и следствия — своей властью. Как же я могу обходиться без адъютантов?

Будь Назар чуть наблюдательней, заметил бы презрительную усмешку отца, почувствовал бы подвох в его видимом согласии на свадьбу.

Как только Назар утром отбыл в Таллы, Мурзабай отрезал все возможные пути к примирению с ним. Он давно решил судьбы дочерей. Для старшей возьмет в примаки Тражука — этот крепыш и добряк заменит ему сына.

Для своей любимицы Уксинэ он готовил лучшую долю, но дурная самана все спутала. Саньку Смолякова Мурзабай всегда считал женихом лишь на худой конец. Вот и наступил он, худой конец. За три дня другого жениха не найдешь. Шалопай он, Санька, но любит Уксинэ и первенец в семье — главный наследник торгового дела. А оно — надежное и прибыльное. Сухорукий торгаш хоть и дружит с Хаяром, но почтет за честь породниться с бывшим старшиной.