Мост
Шрифт:
Тражук сообразил, что Верук удивляет его неосведомленность.
— Понял, — сказал Тражук, поежившись. — И у нас под Чулзирмой в лесу есть такое место. Вильдук называется. Чулзирминцы боятся туда ходить.
— Люди, побывавшие на войне, теперь ничего не боятся, — возразила Верук. — Ни бога, ни шуйтана, ни Киремета…
…Верук не все сказала Тражуку о тайне Вильитрава, сообщила только то, что было известно почти каждому ягальцу-бедняку. Еще в лесу от власти Комвуча скрываются солдаты, побывавшие на войне. Беглецы по ночам приходят за продуктами в село. А если все спокойно, живут дома — день, два… И Верук скоро ждет к себе своего муженька — Шур-Праганя.
Но о самом важном для Тражука она умолчала.
А было так: Верук готовила снедь для беглецов. В это время прибежала соседская девочка.
— Тетя Верук, выйди-ка на улицу, у нас коробейник появился. Булавки, красивые ленты продает. Ты и говоришь по-русски, и как майра одеваешься. Купи, а то скоро все люди расхватают, — не переводя дыхания, выпалила малышка.
Верук постаралась заслонить спиной горшки, от которых вовсю шел пар, и, взяв девочку за руку, подвела ее к двери. А чтоб ребенок ничего не заподозрил, изобразила на лице интерес, и они вместе выбежали на улицу.
Коробейника в войлочной шляпе окружили сельчане, главным образом женщины. Верук подошла поближе — ее сердце забилось тревожно и часто. Ей стало досадно — что такое на самом деле? Видимо, очень уж стосковалась по брату. Последнее время каждый худой, невысокий молодой парень кажется ей похожим на Румаша. А этот — Румаш, да и только. И голос, и движения совсем как у брата. Особенно голос.
…Румаш, расставшись с учителем Ятросовым вблизи Ягали, повстречался в лесу с двумя чувашами. Он заговорил с ними по-русски, но с татарским акцентом. Озорник, когда был приказчиком, не раз коверкал слова, изображая то татарина, то чуваша, то башкира. Коробейник предложил прохожим покурить, у тех, видно, давно не было табаку, они с удовольствием затянулись.
Пока курили, исподтишка разглядывали незнакомца — щедрого собеседника, а Румаш — не очень-то нужных ему свидетелей пребывания его в лесу. Те между собой перебрасывались короткими замечаниями по-чувашски, Румаш слушал внешне безразлично, но для себя пришел к выводу: они чем-то встревожены и хотят узнать — что происходит вокруг.
Румаш, по-прежнему слегка коверкая слова, сказал им, что проезжали каратели.
Незнакомцы переглянулись.
— Коли проехали, ночью бояться нечего! — сказал один другому по-чувашски. — И все же дотемна подождем.
Румаш решил, что это — люди с Вильитрава, но откровенничать все-таки поостерегся.
Чуваши поблагодарили Румаша и, пожелав ему хорошей выручки, скрылись в лесу.
Румаш решил зайти в Ягаль, повидать Верук и послушать, что она расскажет…
Верук, вышедшая на улицу только для того, чтобы отвлечь внимание девочки-соседки, близко к коробейнику не подошла, но и домой не спешила. Что-то ее удерживало. А вдруг коробейник и впрямь Румаш! Тогда он должен ей подать знак. Довольно скоро торговец сдвинул на затылок шляпу, бросил взгляд в сторону Верук и крикнул:
— Сарынь на кичку!
Так кричал Румаш в Базарной Ивановке, когда шел биться на кулачки. Да и в детстве, если юные обитатели дома очень уж баловались, а он видел в окно возвращавшегося отца или кого-нибудь из взрослых, Румаш предупреждал остальных ребятишек, выкрикивая эти непонятные слова.
Верук окончательно уверилась, что перед ней Румаш, по, видимо, заговаривать с ним самой не следовало… Тражук кое-что рассказал «младшей сестренке» о брате. Ей стало ясно, что он не случайно переоделся коробейником… Скорее всего, скрывается от белых, смекнула сообразительная Верук.
Распродав товар, Румаш, посмеиваясь и зубоскаля, подошел к Верук.
— Самую красивую ленту оставил! — сказал он по-русски. — Подарю той, что меня угостит чаем.
Верук не без притворного кокетства улыбнулась:
— Так ведь прохожего без всякой ленты любая хозяйка напоит чайком, — сказала она и пригласила торговца в дом.
Никто не удивился. Таков был обычай. Что касается Верук, то женщины знали, что она и по-русски и по-татарски разговаривала одинаково хорошо. Жительница Базарной Ивановки уж, конечно, знала, как надо говорить с коробейниками.
Румаш хотел было шепнуть, что к дяде Теменю он не пойдет, но Верук сама повела его в какой-то совсем незнакомый ему дом.
— Я здесь живу, — объявила Верук.
И тут Румаш узнал о Верук удивительные вещи. Она, оказывается, замужем. Но стала дожидаться ни от отца, ни от брата благословения, сама вышла за кого захотела.
— А где же муж? — только и мог опросить Румаш.
— Не торопись. Все узнаешь в свое время, — она ласково обняла брата. — Свекор повез больную свекровь в Вязовку к дяде Хрулкке.
— Да его и нет сейчас в Вязовке. Он… — Румаш осекся, но тут же рассмеялся.
— Знаешь, — сказал он доверительно, — я уж сам себя стал бояться. За каждым своим словом слежу, вот и поперхнулся. Да… вот еще что, надо успокоить зевак, которые уж наверняка собрались у твоих ворот. Будут искать коробейника «после чая». Авось не все продал! Иди, поспрашивай людей, нет ли, мол, кого, кто бы согласился отвезти утром торговца в Сороку. Охотники едва ли найдутся, но зеваки поймут, что я тут ночую, и постепенно разойдутся.
Все произошло так, как предсказал Румаш.
Когда Верук снова села рядом, Румаш с настойчивостью в голосе спросил:
— Ну сказывай, кто твой муж и где он сейчас?
— Моего мужа зовут Шур-Прагань…
Не успела Верук выговорить это имя, как Румаш бросился ее обнимать и целовать, приговаривая:
— Ну и умница ты у меня. Молодец! Лучшего зятя ты мне не могла найти! Можешь и не говорить, где он. Знаю. Он на Вильитраве…
Теперь пришла очередь удивляться сестре: