Мой единственный

Линдсей Джоанна

— Твое сочувствие греет мне сердце, cherie.

— Заткнись, — фыркнула Габриэла. — Идем со мной, Ор. Мне нужен полный отчет. Джулия, я сейчас вернусь.

Но Джулия почти не слышала. Ее влекло к французу почти непристойное любопытство.

Жан-Поль встал и выдвинул для нее соседний стул. Он был одет чересчур просто для отеля такого ранга: ни сюртука, ни галстука, и, возможно, именно поэтому его усадили за отдельный столик. Или это из-за его повязок?

Бросив взгляд на вырез рубашки, Джулия

увидела забинтованную грудь. Над бинтами были заметны синяки. Она заметила также, как скованно он двигается. А его бедное лицо! Что с ним сделали, если нос и почти всю левую сторону лица скрывал бинт?

— Вы сильно покалечены? — спросила она, подходя ближе и не обращая внимания на выдвинутый стул. Она не сядет рядом с ним, пока его друзья не вернутся.

Правый уголок губ приподнялся в задорной усмешке.

— Честно говоря, все не так плохо, как кажется!

— Но у вас грудь перебинтована!

— По большей части это синяки. Я думал, что все куда хуже, но доктор заверил, что будь ребра сломаны, боль была бы куда сильнее. Мэлори постарался не бить в одно место дважды.

— Синяки, которые требуют перевязки?

— Всего лишь предосторожность. Доктор боится, что кость все-таки могла треснуть. Кроме того, как ни странно, со стянутыми боками я дышу гораздо легче.

Джулия покачала головой. Какое жестокое избиение! Но если вспомнить, кто ему отомстил, все могло быть гораздо хуже.

— Кажется, у вас сломан нос? — спросила Джулия, пристально глядя на него.

— Чепуха. Безделица, — пожал плечами Жан-Поль. — Он уже был однажды сломан, и кость стала очень хрупкой. Обычно мне удается избегать ударов в лицо.

Он широко улыбнулся, открывая белоснежные зубы. Судя по тону, раны действительно были не слишком серьезны, а он отнюдь не новичок в кулачных боях. Интересно, чем же этот человек занимается? И кто он? Молодой повеса, завсегдатай злачных мест? Боксер, как младшие братья Мэлори, которые обожают схватки на ринге? Почему Габриэла такая скрытная?

— Неужели нужно столько бинтов для носа, пусть даже и сломанного? — удивилась Джулия.

— Позвольте предположить, вы сестра милосердия?

— Нет, конечно, нет, — усмехнулась она.

Его зеленые глаза весело заискрились.

— А будь вы сестрой милосердия, наверняка не стали бы доверять лондонским докторам с их новомодными идеями! Первый хотел забинтовать мне все лицо наподобие мумии! Я отказался. Тогда он предложил приклеить мне бинты рыбьим клеем.

Джулия невольно улыбнулась.

— Но, по правде сказать, cherie, доктора чересчур обеспокоили царапины на моем лице. А мой нос заживет, как уже бывало раньше.

— И не останется никаких шрамов?

— От царапин? Мне приятно ваше сочувствие. Возможно, если вы станете навещать меня каждый день, я скоро поправлюсь. В конце

концов, вы мой милосердный ангел.

Джулия вспыхнула, зная, что не только участие заставляет ее так подробно расспрашивать о его увечьях. Просто она нервничает, потому что взяла на себя смелость явиться сюда. И разочарование тоже сыграло роль. Она думала, что сегодня узнает, как он выглядит. И эта мысль очень ее волновала. Но из-за бешеной ярости Джеймса Мэлори и слишком усердного доктора его лицо и теперь было так же трудно разглядеть, как под маской.

Но, несмотря на повязки, она поняла, что он довольно молод. Лет двадцати пяти, не больше. Сегодня его высокий гладкий лоб был открыт. Как и черные густые брови. И по крайней мере одна щека была не повреждена. С этой стороны его лицо казалось даже красивым. Все те же чувственные, четко вырезанные губы и тонкие усики. Она отметила также его бронзовый загар: должно быть, он много бывает на свежем воздухе.

— Не удивляетесь, что я нашла вас, хотя прежде не знала, что Габриэла — ваш друг?. — спросила она.

— Я не гадаю, откуда берутся подарки, дорогая. Садитесь и позвольте мне любоваться вашей красотой.

Он снова похлопал по сиденью соседнего стула и даже подвинул его ближе.

Джулия покорно села. Ее почему-то обдало жаром. Наверное, из-за его близости. И она снова краснеет!

Полное отсутствие любопытства в этом человеке сбивало ее с толку. А может, дело в том, что сама она сгорает от любопытства, потому что ей еще предстоит узнать о нем что-то.

— Джорджина не знает, что вы француз.

— Я не хотел, чтобы она превратно поняла мои намерения, и поэтому говорил с ней на своем лучшем английском.

— Она даже не знает вашего имени, — добавила Джулия потупясь.

— Я пришел бы в отчаяние, если бы назвал ей свое имя, а она легко его забыла. Не помню, чтобы упоминал об этом. У меня мысли путаются в ее присутствии… в точности как сейчас.

Ее щекам стало еще жарче, а может, это ей стало еще жарче. Джулия боялась хихикнуть и все испортить. Она не привыкла к такого рода волнениям и сейчас буквально изнемогала. Она находится наедине с ним, а это просто неприлично! Должно быть, так чувствуешь себя на свидании с возлюбленным.

Ей не стоило отводить от него взгляда. Толстые повязки заставляли ее гадать, что кроется под ними, и вызывали сочувствие. Не влечение. Поэтому она медленно подняла глаза, но уставилась на его плечо. Он повернулся, и волосы упали на спину. Какие длинные!

Она со смехом показала на его волосы:

— Такова французская мода?

— О, это долгая история, которую я предпочитаю не рассказывать. Достаточно сказать, что мне это нравится.

— Но они почти такие же длинные, как мои волосы! — воскликнула она.