Мой граф
Шрифт:
– Посторонитесь, – сказал он всадникам, и те без единого слова подчинились. Он заметил, что они предпочли остаться, а не ехать перед экипажами к дому.
Ну что ж. Час расплаты должен был когда-то прийти.
– Теперь можешь ехать, – крикнул он лакею-вознице.
Когда экипажи покатили по дороге, он увидел в первом склоненные головки Пиппы и Элизы. Вероятно, хлопочут над мистером Доусоном. Во втором
– Спасибо, что приехали. Все хорошо, что хорошо кончается.
– Постой минуту, – подал голос Марбери. – Тебе придется объясниться, Уэстдейл.
– Не перед тобой, – отрезал Грегори, потом взглянул на лорда Тарстона. – Но я, разумеется, должен извиниться перед вами и леди Тарстон.
– Был бы весьма признателен. – Лорд Тарстон кашлянул. – Я весь внимание, молодой человек.
– Под внешностью камердинера по имени Харроу, – спокойно проговорил Грегори, – скрывалась леди Пиппа Харрингтон, которая была безнадежно скомпрометирована своим присутствием в моей комнате в Тарстон-Мэнор. Посему будут предприняты необходимые шаги. Мы с ней отправимся на остров Гернси, где не требуется специальное разрешение, чтобы пожениться немедленно. Это, очевидно, гораздо ближе, чем Гретна-Грин. Мы отбудем утром в Торки, а оттуда поплывем на частной яхте. – Он уверенно оглядел их всех. – Вы все получите приглашение на празднование этого события в имении моего отца в Ирландии, хотя дату, разумеется, еще предстоит установить.
– Стало быть, дерзкий камердинер на самом деле леди? – Тарстон почесал ухо. – Знаете, Уэстдейл, моей жене понравится эта история. Правда, не уверен насчет леди Дамары.
– Понравится им или не понравится, догадываюсь, что через пару дней об этом будет судачить весь Лондон, – сухо заметил Грегори.
– Пожалуй, вы правы, – согласился лорд Тарстон.
– Кстати, я снимаюсь с конкурса по проектированию собачьего домика, – тихо сообщил ему Грегори. – Спасибо за возможность, но я вынужден отказаться. Теперь у меня появились другие, более неотложные проекты, которые потребуют моего времени.
Лорд Марбери издал радостный вопль.
Грегори бросил на него насмешливый взгляд:
– Я рад осчастливить тебя, Марбери.
– Еще как, – ухмыльнулся тот.
– Очень жаль, – сказал лорд Тарстон. – Но я понимаю.
Остальные всадники сочувственно закивали.
– Эти другие проекты, о которых ты упомянул, – вступил в разговор архитектор мистер Форрест, – что потребуют
– Оно тебя раздавит, – съехидничал Марбери.
– Удачи, – сказал другой всадник. – Она тебе понадобится.
Послышался нестройный хор пожеланий удачи от других джентльменов.
– Ему не нужна удача, болваны вы этакие, – усмехнулся Дугал. – У него есть любовь. Прошу прощения за дурные манеры, лорд Тарстон.
– Ничего, ничего, – любезно отозвался лорд Тарстон.
– Да, спасибо, лорд Морган. – Грегори поерзал в седле. – Вообще-то я вовсе не собирался таким образом сказать, что требования моей будущей жены будут отнимать все мое время. У меня и в самом деле имеются другие проекты, над которыми я намерен работать. И я с нетерпением жду этого. Возможно, это произойдет в Париже, но непременно произойдет.
– В Париже? – фыркнул Марбери. – И что это за место для творческого вдохновения?
Ответом ему было молчание.
– Гм, ну да. – У Марбери все же хватило ума опустить глаза в землю. – В Париже.
Все рассмеялись, даже Марбери.
– Вот я глупая башка, – сказал он.
Никто не возразил. А потом они поскакали наперегонки друг с другом в имение, вопя во всю глотку, притворяясь, что ничто не сможет обуздать их – даже любовь. Они знали, что это не так, и были рады, что это не так.
Но пока лошади неслись по дороге, они были лихими, вольными рыцарями, подтверждая старую истину, что мальчишки всегда остаются мальчишками.
Глава 23
Пора. Пришло время. Грегори постучал в дверь родительских покоев в Тарстон-Мэнор.
– Войдите, – пропела матушка.
Пиппа, подумал Грегори, крепко стиснув руки. Просто Пиппа.
И шагнул через порог.
Отец стоял с поднятыми в стороны руками, камердинер чистил ему сюртук.
– Ты закончил, Патрик?
– Да, милорд. Вы выглядите превосходно.
Грегори встретился взглядом с Патриком и любезно кивнул. Он уже никогда не сможет смотреть на камердинеров, как смотрел раньше.
Матушка сидела в кресле-качалке и шила. С ослепительной улыбкой она подняла глаза.