Мой истинный враг
Шрифт:
Он сглатывает, не в силах отвести глаза.
– Смотри-смотри, мне не жалко.
Мэтт прокашливается и переводит взгляд на ее лицо. В глазах девушки плещется насмешка и что-то еще. Что-то, с горчичным оттенком отвращения, и Мэтт смаргивает липкое чувство обиды, прежде чем отвернуться.
– Зачем ты снова делаешь это?
– Делаю что?
– Думаешь, я тупой, Ребекка?
– Не знаю. У меня не было достаточно времени, чтобы понять.
– Играешь со мной, провоцируешь. Утром кофе, а сейчас мое пиво.
– Тебе что, жалко?
– Знаешь, как это выглядит
В глазах девушки вспыхивает непонимание, но она почти сразу же смаргивает его, натягивая на губы кривоватую улыбку. Когда она улыбается вот так фальшиво, Мэтту хочется заорать. Вопреки его ожиданию, Ребекка больше ничего не говорит, только демонстративно делает еще три больших глотка из его бутылки. Мэтт думает, что с ней бесполезно говорить.
– У тебя хоть раз были отношения? – Мэтт не знает, почему задает именно этот вопрос, он даже не волнует его в достаточной степени, просто хочется, чтобы Ребекка рассказала.
Она вздыхает и прищуривается, разглядывая то место, где утром у Мэтта была щетина.
– Я была влюблена в Дилана в школе. Это не проходило, и я была уверена, что однажды он станет моим парнем, я даже целоваться ни с кем не хотела, все ждала его. А потом мы вдруг стали хорошими друзьями и необходимость целоваться с ним отпала, – Мэтт проглатывает дополнительный вопрос, потому что Ребекка сама на него отвечает. – А потом мы с Тимом напились. Мы были в одной палатке на соревнованиях по лакроссу, и, чёрт его знает, как это произошло. В общем. Мы немного потискались… А утром блевали, непонятно от чего сильнее – от похмелья или осознания, – Ребекка смеется и ковыряет ногтем этикетку на бутылке. – В тот день я поняла, что, несмотря на то, насколько пьяно, странно и тупо это было (еще и с Тимом), это помогло мне кое-что осознать.
Она поворачивается и смотрит Мэтту в глаза.
– Что именно?
– Возможно, отношения совсем не для меня.
Она запивает свою длинную речь пивом. Мэтт думает, что хотел бы эту ее речь закурить, потому что… Тим? Вот же черт.
Он представил, как Ребекка с ним "тискается" в палатке, и ему поплохело.
– Вопрос номер два?
Она возвращает его в реальность. Он переводит на нее взгляд, кивает.
– Зачем ты здесь? Ты так просилась с нами, словно это очень важно.
– Мне нужно обсудить кое-что с Бреттом, – Ребекка косится в сторону Бретта и Эстер, которые, кажется, совершенно забыли про свои шары. – Я не могу тебе рассказать, потому что это касается не только меня. Просто скажу, что есть кое-что, что я знаю о нем, и это кое-что поможет мне в одном деле… И это не совсем чистая игра. Ты был прав, когда говорил, что я задумала пакость.
Она подмигивает Мэтту, Мэтт прислушивается к биению ее сердца. Оно стучит ровно и спокойно – не врет.
Он удовлетворенно выдыхает, откидываясь на спинку дивана.
У нее выходит остаться с Бреттом наедине
Если у нее и оставались какие-то сомнения по поводу этого утырка, то за те несколько часов, что они провели в одной компании, эти сомнения рассеялись, как дым. Теперь Ребекка смотрит на него и понимает: козел. Самодовольный, стервозный козел, да еще и трепло, к тому же.
– Эй, как дела, Бретт? – интересуется она, загородив ему проход между мужской и женской уборной, когда он выходит.
Он медленно поворачивается. Так медленно, что все его лицо: его торчащие в стороны уши, его тупая прическа – все это выглядит таким искусственным.
– Отвали, Ребекка.
Это грубо. Настолько грубо, что она обиженно выпячивает вперед нижнюю губу. Потом она вспоминает, что ей не девять, и решает прекратить это.
– Ладно, я буду говорить прямо, – Ребекка кладет руку ему на плечо. – Мия передавала тебе привет.
Его реакция – это как мороженное с шоколадной крошкой в сорокоградусную жару. Бретт зеленеет. Потом к зеленому добавляется легкий оттенок синего, потом он моргает и возвращает лицу нормальный цвет, но менее забавным оно при этом не становится.
– Ладно, – говорит он. – Ты поэтому сейчас здесь, да? Чего-то хочешь от меня?
Все, что нужно Ребекке – это мягко намекнуть, что на игре через месяц им было бы неплохо сыграть на твердую единицу, но почему-то у нее не выходит из головы счастливое лицо Эстер и ее яркие блестящие глаза, которыми она смотрит на Бретта с любовью и преданностью. Противное ощущение стягивает рот, подобно недозрелому банану.
– Как оно было, а? – злость разъедает глаза.. – Ты вообще хотя бы думал об Эстер, когда трахал Мию? Или она была так хороша, что у тебя мозги через член вытекли?! М?
Бретт сжимает зубы и дергается, чтобы обойти ее стороной, но тут же оказывается прижат к стене. Руки Ребекки впиваются в футболку на его груди, и Бретт, явно не ожидающий от нее проявления силы, удивленно распахивает глаза:
– Ты совсем идиотка?
Нужно просто дышать, нужно взять себя в руки. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Противный запах моющих средств проталкивается в глотку, но, несмотря на то, что от него тошнит, он помогает прийти в себя. Как будто полные легкие этого дерьмового запаха – это то что нужно, чтобы перестать желать чьей-то смерти.
Ребекка отпускает Бретта и смотрит на него в упор. Они стоят так близко, что их бедра соприкасаются. Бретт тяжело дышит, явно не зная, чего от нее ожидать.
– Хорошо бы вам облажаться на игре против нас, – спокойно говорит она.
Бретт моргает и понимающе кивает, прежде чем выйти первым.
Ребекка опирается ладонью о стену и несколько минут стоит так, пытаясь восстановить дыхание.
Она выходит из туалета и натыкается на Гейла.
Вот черт.
Это последнее, что ей нужно сейчас, потому что a)она все еще зла; б)в их сторону таращится Мэтт, и это выглядит не очень хорошо; в)она не брала трубку, когда Гейл звонил ей утром, поэтому если они начнут разговор сейчас, то это продлится долго.