Мой личный ад
Шрифт:
Она последовала за ним в ванную, где позволила вымыть себя и не напирала, когда он довел ее до пика, но не дал прикоснуться к себе ниже пояса.
— Гриш, я могу… — начала она тихо, опустив глаза вниз.
— Я в порядке, — неубедительно соврал он. — Но есть очень хочется. Можешь начать выдумывать завтрак. Я скоро.
— Хорошо, — кивнула Оля, выходя из ванной.
Сам толком не понимая, почему отказался от ее рук, Гриша справился сам. Это, конечно, было глупо, но только глупые принципы позволяли ему держаться за остатки разума. Поэтому он твердо решил стоять на своем.
То, что произошло на тренировке, перепугало его до смерти. Он знал, теперь был твердо уверен, что Хелл создана для него, для его мира. И это была не лучшая новость.
Из тяжелых мыслей его вырвал запах горелой еды. Войдя на кухню, он увидел Олю, отмывающую сковородку от слишком зажаренной яичницы.
— Проклятие, да? — не сдержал едкой усмешки Гришка.
— Заткнись, — только и бросила в ответ Оля, даже не обернувшись.
Стараясь не смеяться, Гриша полез инспектировать полки. Его счастью не было предела, когда он нашел пакет гречки и банку тушенки.
— Чего это ты делаешь? — наконец снизошла до вопроса Князева.
— Если я не поем в ближайшие минут сорок, то сдохну, — ответил он, ставя на газ кастрюльку с водой.
— Это так унизительно, — выдохнула Оля, плюхаясь на диванчик.
— Мне не сложно. Даже не думай извиняться.
— Я и не думала, — фыркнула она, изображая гордость и достоинство.
Через полчаса гречка была готова, и Гришка, не мудрствуя лукаво, вывалил в кастрюлю банку тушенки, закрыл крышкой и хорошенько потряс. Оля уминала за обе щеки, чувствуя зверский голод и потрясающий вкус таких простых продуктов.
— Почему я такая голодная? Обычно на завтрак у меня — кофе, — удивилась она вслух, приканчивая остатки каши.
— Это физические нагрузки. Организм требует восполнения ресурсов, — просветил ее Гриша.
— Под нагрузками ты подразумеваешь беготню или вагон моих оргазмов?
Птицын подавился кашей.
— И то и другое, — промямлил он.
Довольная собой Ольга встала, чтобы наполнить чайник.
— Готовлю я паршиво, конечно, — пожала она плечами, — зато виртуозно завариваю чай.
— Уверен, ты и кофе варишь прекрасно, — поддержал ее Гриша.
— При наличии кофе-машины, — подтвердила Ольга. — Нажимаешь кнопочку — и готово.
После виртуозного чая она решила дать Грише свободу, предложив:
— Хочешь, сходим погулять?
Но Птицын, кажется, уже что-то решил, потому что встал и потянул ее в комнату.
— К черту гуляния. Хочу с тобой побыть, — выдал он, укладывая подругу на кровать. — Меня мучает один вопрос.
— Какой? — уточнила Оля ради приличия, глядя на него снизу.
— Ты всегда так быстро кончаешь?
Она залилась краской, что заставило Гришу расцеловать ее заалевшие щеки.
— Только с тобой, — призналась Ольга. — Меня это немного пугает, если честно.
— С другими было дольше?
— Было никак. А когда сама, то минут пять, как минимум.
Гришка только застонал ей в шею, чувствуя, как его эго вырастает до потолка. Хоть он и выстраивал нелепые стены между ними, но отрицать свое фантастическое влияние на эту девушку ему не хотелось совершенно. Каждый ее стон, каждый отклик Олиного тела на его поцелуи, прикосновения заставляли его мнить себя супергероем. Его суперсилой было ее удовольствие — быстрое, сильное, сладкое. И бороться с этим Гриша не хотел, да и не мог.
Весь день они провели в постели, исследуя возможности Олиного тела. Когда пришло время собираться на вокзал, она едва ли была в сознании от тысячи оргазмов, которыми щедро одарил ее московский друг.
Ольга лежала на животе, наблюдая, как Гриша перебирает вещи, аккуратно складывает и утрамбовывает их в рюкзак.
— Ты так странно смотришь… — обернулся он, потому что уже не было сил выносить ее пронзительный взгляд.
— Ты уезжаешь, — внезапно осознала Оля близость расставания.
Гриша подошел к кровати, присел на корточки, чмокнул ее в нос и попросил:
— Не плачь, ладно?
— Постараюсь, — она выдавила улыбку, не желая его расстраивать, цепляясь за единственное, что ее грело сейчас. — Скоро лето. Я все еще собираюсь в Москву.
— Вот и молодец, — только и сказал Гриша, потрепав девочку по голове. — Одеваться пора. Ты ведь меня проводишь?
— Конечно.
Она бодро вскочила, изо всех сил запрещая глазам плакать.
Троллейбус вез их к вокзалу, и Оля была рада, что он ехал медленно. Приклеившись к Грише, она держала его за руку, стараясь не думать. Но мысли, как и слова, не держались на привязи.
— Я уже скучаю по тебе, — призналась Князева за две остановки до вокзала.
— Не надо, — только и ответил ее друг.
Она предпочла думать, что он таким образом намекает на их скорую встречу летом в Москве. Уточнить не хватило смелости.
Гриша закурил, когда они подошли к вагону. Оля решила, что его нервы в этот момент — добрый знак. Едва сигарета истлела, губы скользнули по губам. Птицын обнял девушку, зашептав ей в ухо:
— Не стой на перроне. Иди домой.
— Люблю тебя, — шепнула Оля.
— Я тебя тоже.
Он разжал руки и прыгнул в вагон. Оля прошла вдоль окошек поезда, увидела в одном из них Гришу. «Иди», — прочитала она по его губам. Она подняла руку в прощании, дождавшись от него такого же жеста и улыбки. Не желая расстраивать его долгими проводами и норовившими пролиться слезами, поспешила прочь. Едва она села в троллейбус, как пальцы сами забегали по телефону, строча смс.
Х. Ничего не могу с собой поделать. Скучаю.
Б. Это были самые счастливые дни, зай. Спасибо тебе.