Мой личный ад
Шрифт:
— У меня дела в первой половине дня, так что обед… Я не против пообедать, — наконец выдал он, хоть и с остатками недоверия в голосе.
— Я тоже в клуб собираюсь на репетицию. Знаешь в том районе местечко потише и поуютнее?
— Найдем, — заверил ее Гриша. — Заеду за тобой в два, окей?
— Договорились. До встречи?
— Да, увидимся, — кивнул Гришка, вешая трубку.
Он бросил телефон на кровать, а сам уставился в потолок. Птицын едва ли верил, что этот разговор реален. Его кулак все еще щипало болью содранных костяшек, но сильнее ранили слова Хелл.
Мне так хотелось увидеть твое лицо, когда ты, наконец, поймешь, что я смогла выжить без тебя.
Я превращу твою жизнь в ад, чтобы ты понял, как я жила все эти годы.
Ненавижу тебя.
Ненавижу.
Ненавижу.
Он зажмурился, пытаясь прогнать из головы ее голос, цепляясь за сказанное только что: «Мне жаль. Я, когда выпью, начинаю нести херню». И хотя Гриша скорее верил в ее вчерашние слова, но не мог не дать Ольге шанс объясниться. «Она питерская, она враг, она подруга Артура Савицкого», — помнил он. Но помнил и милую, веселую Олю.
Птицын тешил себя мыслью, что возможно Хелл вчера и правда наговорила лишнего, и его Хельга, его Оля не убита, не умерла. И не ненавидит его. Он не претендовал на любовь, это было бы верхом идиотизма, но хотел хотя бы избавиться от призрака, который всю ночь кричал на него Олиным голосом: «Ненавижу, ненавижу тебя».
Как зачарованный, Гриша встал, умылся, натянул первые попавшиеся вещи и отправился на пробежку. Тренировку он решил пропустить, вместо нее взял кофе и сэндвич в ближайшей кафешке. А после душа Птицын и вовсе ожил. Он ехал забирать машину из сервиса почти спокойным. Болтовня со знакомыми механиками и родной руль демократичной «Тойоты Камри» почти успокоили его расшатанные нервы. Но для пущего эффекта он все же покурил по дороге в клуб. Приехав раньше, Гриша решил не прятаться, а сразу прошел в зал. Ольга с девочками репетировали на сцене. Птицын подпер плечом косяк, услаждая взор наблюдением за скачущими под новую песню Стейны девицами. Конечно, он смотрел преимущественно на Олю. И улыбался. Она была такая собранная и деловая, когда показывала новые движения, отсчитывала такт, следила за выполнением.
— Пять, шесть, семь, восемь… Насть, чуть быстрее в конце связки, слушай музыку. Давайте еще раз кончик повторим… отлично, и без меня… — командовала Князева.
Наверное, впервые со дня их встречи Гриша просто получал удовольствие, глядя на старую знакомую.
— Подглядываешь, Гришк? — ворвался в его нирвану знакомый голос.
— Андрюха, сто лет, — обернулся Птицын, хлопая приятеля по плечу.
— Сто зим, — согласился хозяин клуба. — Ты давно вернулся?
— На днях. Как жизнь?
— Как видишь, — Андрей довольно развел руками. — Ты не меня искал?
— Не тебя… Хотя, — Гриша вспомнил, что вчера не заморочился по части уборки после посиделок в директорском кабинете. — Слушай, я вчера твою заначку распил и не убрал. Извини.
— Не парься, — махнул рукой тот. — Я и не видел. Этот кабинет не использую, сюда заскакиваю за порядком присмотреть. Да и про заначку и забыл. Ну с тебя должок тогда.
— Пересечемся?
— Не против, только звякни. Я теперь женат…
— Сочувствую.
— Придурок.
— Зато холостой, — продолжал постебывать его Гриша.
— Был у Ганса?
Веселье сразу сошло на нет.
— Не был, — отрезал Птицын.
— Гриш… если хочешь, можем вместе съездить.
Он только покивал, зная, что если и поедет, то один.
— Рад был тебя видеть, старик.
— Уже уходишь?
— Дела, — пожал плечами Андрей. — И мне нельзя долго смотреть на красивых девочек, я женат. Кабинетом можешь и дальше пользоваться. Его убирают через день. Но все равно блевать лучше в туалете.
— Ты такой мудак, Ярл, — закатил глаза Гриша.
Андрей не ответил, лишь улыбнулся, услышав свое старое имя, хлопнул Гришку папкой с документами по плечу и ушел. Птицын же снова обратил все внимание на сцену. По его лицу расползалась коварная усмешка. Гриша вынул телефон и заказал еду на адрес клуба.
«Если Андрей не против, то зачем тащиться с Олей в людное место? Можно поесть и поговорить прямо здесь», — додумался он.
Гриша сам встретил курьера у дверей, отнес еду в кабинет, умудрившись остаться незамеченным. Когда он вернулся в зал, то увидел, что на сцене осталась только Оля. Она стояла к нему спиной, чуть покачиваясь, а потом заиграла музыка, и девушка начала двигаться. Она танцевала, прикрыв глаза, улыбаясь самой себе. На середине песни Гриша понял, что Ольга танцует не то, что до этого оттачивала с девчонками, она просто танцевала. Для себя. Наслаждаясь и растворяясь, не упрощая движения, наоборот. Она выделывала что-то невероятное. Каждый взмах рукой, каждый прыжок, пируэт были шедевром. Она так тонко чувствовала музыку, так яростно двигалась под нее, выплескивая в пустой (как ей казалось) зал тонну энергии.
Но на одном из проигрышей Оля чуть замедлилась, открыла глаза и тут же увидела Гришу. Она вздрогнула, пойманная с поличным, замерла, пряча свое смущение за улыбкой. Поправив хвост, девушка взяла с пола пульт, чтобы выключить музыку.
— Давно ты здесь? — бросила она, стараясь сохранить невозмутимость.
— Достаточно, — улыбнулся Гришка, поднимаясь на сцену.
Он бы списал ее румянец на быстрый танец, но дело было не только в этом. Оля смутилась, и это был хороший знак. Во всяком случае, Гриша хотел видеть в этом хорошее.
— Не смущайся, это было классно, — попытался он быть милым.
— Вот еще, — фыркнула Оля. — Просто не люблю, когда шпионят.
Она выключила стереосистему, взяла валявшиеся рядом куртку и дорожную сумку.
— Очень хочется есть, — сменила она тему, не дав Грише ответить что-то про шпионство, — так что в твоих интересах, чтобы мы пообедали в ближайшем ресторане, даже фастфуд подойдет.
— Это даже ближе, чем ты думаешь, — хохотнул он, прихватив Олю за локоть.
Она не вырвалась, но подозрительно зыркнула на него.
— Да ты прикалываешься, — рассмеялась девушка, увидев на столе в кабинете Андрея коробку с большой пиццей, два контейнера с салатом и стаканы с кофе.
— А чего далеко ходить? — Гришка излучал самодовольство. — Ты все еще любишь пиццу?
— С чего бы мне ее не любить? — приподняла бровь Князева.
— Тогда — прошу, — он отодвинул стул, но она игнорировала его галантность.
Ольга запрыгнула на стол, оторвала кусок от пиццы и откусила, подметив сквозь мычание наслаждения: