Мой личный ад
Шрифт:
— Еще теплая. Класс.
Они угомонили по два треугольника и оба потянулись к кофе.
Оля отхлебнула, поставила стаканчик на стол, а потом скороговоркой выпалила:
— Гриш, прости за вчерашнее. Мне жаль, правда.
Он молча смотрел на нее, понятия не имея, что нужно на такое отвечать, как реагировать. Птицын ждал подвоха от этой встречи, но никак не извинений. Он считал утреннее прости уловкой, либо хорошо скрытым сарказмом и готовился к новой стычке. Но Ольга в очередной раз его
— Мне пить нельзя, особенно крепкое. Этот твой коньяк лег на коктейли… И Наташа нас видела. Я психанула, а ты подвернулся под руку.
Оля перевела дух, хлебнула еще кофе.
— Я злилась на тебя, не буду врать. Когда все заговорили о твоем возвращении, меня начало колбасить. Я боялась, ты скажешь Артуру…
— Зачем мне ему говорить? — вклинился Гриша в ее исповедь.
— Откуда мне знать? Чтобы взбесить, позлить…
— Я бешу его одним своим существованием.
— Знаю, — закатила глаза Оля. — Спасибо, что не выдал.
— Не за что, — фыркнул Птицын. — К чему ты клонишь?
— Я не хочу сталкивать вас лбами. Мне это не нужно.
— Хорошо, — кивнул Гришка. — Мы и без тебя найдем повод закуситься.
— Вот именно, — Оля опустила глаза, осторожно взяла его за руку. — Я не ненавижу тебя, Гриш. Злилась, обижалась — да, но все быльем поросло. Прости, что довела тебя вчера.
Она провела пальцем по ссадинам на его руке.
— Мне жаль, правда.
— Это моя несдержанность, ты тут не причем. Я не хотел тебя пугать. Вернее, хотел… Но это чертов коньяк снес крышу.
«И твои слова», — мысленно добавил Гриша, не спеша убирать руку. Ему нравилось тепло ее прикосновений, тепло голоса и искренность в словах. В этом была та Оля, которую он помнил, которая всегда заботилась о нем, всегда волновалась.
— Меня не так просто напугать, Гриш. Не теперь.
— Я понял. Ты всегда была смелой девочкой, а теперь еще и отважная, — он почти гордился ею.
— Мы ведь можем нормально общаться? Без ругани? — подняла глаза Оля, чуть улыбаясь ему, отпуская руку.
— А ты хочешь? — он едва сдержал стон сожаления от разрыва тактильного контакта.
— Пожалуй, хочу.
— Мы были друзьями когда-то, — напомнил Гриша, проникаясь ее миролюбивым настроем.
— Когда это? — хихикнула Ольга.
— Ну… пока я не начал писать тебе похабные смски, — попытался выкрутиться он.
— Не-а, Гриш… Даже тогда не были.
— Значит, можем попробовать сейчас, — предложил Птицын.
— Я бы хотела.
— Но есть одна проблема, — Гриша встал со стула, подошел к девушке почти вплотную.
Оля по зову предательских инстинктов тут же развела ноги в стороны, чтобы он мог удобно устроиться между них.
— Проблема? — повторила
— Да. Что мы будем делать вот с этим?
Гришка приник к ее губам своим ртом, и она не была против.
— Это совсем не по-дружески, — зашептала Оля между поцелуями.
— Вот именно, — подтвердил Птицын, стаскивая с нее толстовку. — Друзья так не целуются.
— Видеть друга в лифчике не принято, — подметила она.
Гришка, ухмыльнувшись, щелкнул застежкой, избавляя ее от бюстгальтера.
— А без него?
— Тем более.
Олины пальцы забегали по его груди, тоже избавляя Гришку от рубашки, а потом дергая ремень на джинсах, пуговицу, молнию.
— Для друзей вполне достаточно трех расстёгнутых пуговиц. И джинсы обычно должны быть застегнуты.
— Да, обычно да. Но, может, ты расстегнешь мои, и будем квиты?
— Согласен.
Увлекаясь взаимными уступками, они полностью разделись, лаская друг друга, целуясь, не в силах остановить это умопомрачение.
— Гриш, дверь, — спохватилась было Ольга, едва ли желая отвлекаться от ощущений, которые дарил его рот на ее груди.
— Заблокировал, как только мы вошли.
— Самоуверенный засранец.
— Эй, с друзьями так не разговаривают.
— Но ведь это правда.
— Ладно. Тебе не холодно?
— Ты такой заботливый.
— Это по-дружески.
— Определенно. Презервативы у меня в сумке.
— Делишься резинками — по-дружески?
— Да, конечно, да.
Потом им стало не до болтовни, потому что секс на столе располагал только к стонам и громким вздохам. Оля прижималась к нему всем телом, крепко обнимая, чуть царапая ногтями. Она не двигалась, позволяя ему самому задавать темп, только целовала плечи, шею, покусывала мочку уха, завала по имени, когда первый оргазм стал стремительно набирать обороты. Ее бедра инстинктивно заерзали, стремясь ему навстречу, и Гриша подсунул ладони ей под попку, чтобы Оля не стерла себе копчик до крови. Она обмякла в его руках, чуть подрагивая, еще сжимая его внутри. Он уложил ее на стол, позволив себе полюбоваться обнаженным телом дерзкой Валькирии.
В свете солнечных лучей Гриша наконец понял, почему Ольга ощущалась иначе. Ее тело изменилось. Она была все так же хороша, но вместо мягких девичьих изгибов теперь были мышцы. Девушка, конечно, не выглядела, как бодибилдер, но руки были подтянуты, и даже в расслабленном состоянии Гриша легко угадывал очертание бицепса и трицепса. На животе имелось немного жирка, но и пресс был очень даже рельефным. А бедра Оли, по которым он водил ладонями, были упругими не только из-за напряжения, а благодаря выпадам и приседаниям.