Мой мальчик
Шрифт:
Дойдя до школы, он обо всем этом и думать забыл. Не то чтобы он решил не думать об этом. Просто инстинкт самосохранения взял верх. Если у тебя проблемы с Ли Хартли и его дружками, то тут уже не важно, что твоя мама съезжает с катушек. Но в это утро ему повезло. Маркус видел, что компания Хартли стоит у стены спортзала на безопасном расстоянии, сгрудившись над каким-то сокровищем, и поэтому добрался до класса без приключений.
Его друзья Ники и Марк были уже там и играли в «Тетрис» на «Геймбое» [6] Марка. Он подошел к ним.
– Ну как?
Ники поздоровался, а Марк был настолько увлечен, что не заметил его. Тогда он попытался встать так, чтобы видеть, как продвигается игра, но Ники занял единственное место, с которого было видно, что происходит на крошечном экранчике «Геймбоя», поэтому он просто сел на парту и стал ждать, когда они закончат. Они все не заканчивали. Нет, просто заканчивали одну игру и начинали другую; они не предложили ему сыграть и не отложили игру в сторону после того, как он пришел. Маркусу казалось, что его нарочно не замечают, но он не понимал, в чем дело.
– Вы пойдете в компьютерный класс на большой перемене?
Там он и познакомился с Ники и Марком, в компьютерном клубе. Вопрос был дурацкий, потому что они всегда туда ходят. Если они не пойдут, то им, как и ему, придется ходить на цыпочках всю перемену, чтобы их, не дай бог, не заметил какой-нибудь задира с модной стрижкой.
– Не знаю. Может быть. Как ты думаешь, Марк?
– Не знаю. Наверное.
– Хорошо, тогда увидимся.
Они увидятся гораздо раньше. Сейчас, например. Да и уходить он вроде не собирался. Ему просто нужно было что-то сказать.
На перемене – то же самое: Ники и Марк играли на «Геймбое», Маркус ходил кругами вокруг них. Конечно, они не были ему настоящими друзьями, уж точно не такими, какие были у него в Кембридже, но обычно они ладили, хотя бы потому, что Ники и Марк тоже были не похожи на остальных детей в классе. Маркус даже был однажды у Ники дома после школы. Они знали, что их считают «зубрилами», «уродами» и что некоторые девчонки награждают их и другими оскорбительными прозвищами (все трое носили очки, им было наплевать на одежду, Марк был рыжий и весь в веснушках, а Ники выглядел на добрых три года младше, чем все остальные в седьмом классе), но их это не очень-то волновало. Главное – они вместе, и на перемене каждому из них не приходится ходить по стеночке, боясь быть замеченным.
– Эй, придурок, спой-ка нам! – Парочка восьмиклассников стояла в дверях.
Маркус их не знал: ясно – слава шагает впереди него. Он попытался сделать занятой вид: изогнул шею, словно бы весь сосредоточился на «Геймбое», но ему все равно ничего не было видно, а Марк и Ники начали пятиться, пытаясь оставить его одного.
– Эй, ты, рыжий! Крис Эванс! [7] Очкарик!
Марк начал заливаться краской.
– Да они все очкарики.
– Точно, я и забыл. Эй, ты, рыжий очкарик! Это что у тебя, засос на шее?
Шутка показалась им просто отпадной. Они всегда шутили на тему девчонок и секса, непонятно почему. Наверное, потому, что помешались на сексе.
Марк сдался и выключил «Геймбой». Последнее время такое случалось часто, и деваться было некуда. Приходилось молча выносить все это, пока им не надоест. Трудность заключалась в том, чтобы решить, что в это время делать и какую мину держать. Маркус последнее время пытался мысленно составлять списки предметов; у его мамы есть такая игра, где на карточках написаны названия категорий, например «пудинги», и команда соперников должна угадать двенадцать названий пудингов, написанных с другой стороны на карточке, а потом ваша команда должна угадать двенадцать названий с их карточки, например в категории «футбольные команды». Он не мог играть в эту игру прямо здесь, потому что у него не было карточек, да и команды соперников тоже не было, поэтому он придумал свой вариант: он задумывал категорию, в которой было много предметов, например «фрукты», и перечислял их до тех пор, пока те, кто приставал, не уходили.
«Шоколадные батончики». Конечно, «Марс». «Сникерс». «Баунти». А батончики с мороженым есть? Забыл. «Кит-Кат», «Марс».
– Эй, Маркус, а кто твой любимый рэпер? Тупак? Уоррен Джи?
Имена были знакомые, но Маркус не знал, кто это такие, не слышал их песен, да и понимал, что ему можно даже не пытаться ответить на этот вопрос. Ответь он, его бы просто засмеяли.
Он забыл, о чем думал, но в этом-то и заключался весь смысл игры. Вспомнить кучу названий шоколадных батончиков, сидя дома, было бы легко, а тут, когда эти парни над тобой издеваются, практически невозможно.
«Милки уэй».
– Эй, карлик, а ты знаешь, что такое минет?
Ники делал вид, что смотрит в окно, но Маркус-то знал, что он ничего не видит.
«Кит-Кат». Нет, уже было.
– Пойдем, надоело.
Они ушли. Всего шесть батончиков. Слабаки.
Все трое какое-то время сидели молча. Потом Ники с Марком переглянулись, и Марк сказал:
– Маркус, мы не хотим, чтобы ты ошивался рядом с нами.
Он не знал, как реагировать, поэтому спросил:
– Да? А почему?
– Из-за них.
– Да какое им дело до меня?
– Такое. Пока мы с тобой не познакомились, у нас не было никаких проблем, а теперь такое происходит каждый день.Маркус мог их понять. Он понимал, что, если бы они не подружились, Ники и Марк имели бы такое же отношение к Ли Хартли и его шайке, как коалы к пираньям. А теперь из-за него коалы свалились в воду и пираньи начали проявлять к ним интерес. Пока еще их не тронули, но было ясно, что вслед за обзываниями последуют щипки и укусы. И если задуматься, то оскорбления похожи на пули, потому что случайные прохожие, оказавшиеся на пути, тоже становятся их жертвами. Нечто подобное и случилось с Ники и Марком: он привлек к ним внимание, превратил их в мишени, и если он был им хоть отчасти другом, то должен был держаться от них на безопасном расстоянии. Но проблема заключалась в том, что ему просто некуда было пойти.
Глава 6
«Я отец-одиночка. Моему сыну два года. Я отец-одиночка. Моему сыну два года. Я отец-одиночка. Моему сыну два года».
Сколько бы Уилл это ни повторял, он все равно имел основания себе не верить; да у него в голове – не ахти какое важное место, но все же! – не укладывалось, что он отец! Он для этого слишком молодой, слишком старый, слишком глупый, слишком умный, слишком бесшабашный, слишком непостоянный, слишком эгоистичный, слишком невнимательный, слишком осторожный (он всегда пользовался презервативами, как бы ни предохранялась та, с кем он встречался, и даже в те дни, когда без этого можно было обойтись); он ничего не знает о детях, слишком любит вечеринки, слишком много пьет, слишком часто употребляет наркотики. Глядя на себя в зеркало, он не видел в нем – просто был не в силах увидеть – отца, и уж тем более отца-одиночку.