Мой мальчик
Шрифт:
А причиной, по которой он пытался разглядеть в себе отца-одиночку, было то, что у него не осталось матерей-одиночек, с которыми можно было бы переспать. Вообще-то, Энджи оказалась первой и последней в этом списке. Конечно, здорово решить, что будущее – за матерями-одиночками, что по всему миру миллионы печальных и беззащитных Джули Кристи, которые только и ждут его звонка, но грустная правда заключалась в том, что у него просто не было номера телефона ни одной из них. Где же они все?
У него ушло больше времени, чем следовало, на то, чтобы понять: у матерей-одиночек, по определению, есть дети, а наличие детей, как известно, исключает возможность посещать вечеринки. Он попытался ненавязчиво навести справки у друзей
Не многие стали бы так себя утруждать, чтобы удовлетворить собственную прихоть, но Уилл частенько утруждал себя и шел на то, на что другие не пошли бы, просто оттого, что у него была на это масса времени. Ежедневное ничегонеделание открывало перед ним бесконечное пространство, чтобы мечтать, строить планы и притворяться тем, кем он на самом деле не был. Как-то раз, чтобы побороть приступ раскаяния, охватившего его после особенно бурно проведенных выходных, он записался волонтером по раздаче обедов бездомным, и, хоть на работу он так и не явился, сам факт заявки позволил ему несколько дней чувствовать, что в принципе он на это способен. То он подумывал завербоваться в «ВСО» [8] и даже заполнял соответствующие анкеты, то вырезал из местной газеты объявления о том, что требуются учителя для дополнительных занятий по чтению с отстающими, то звонил агентам по недвижимости с планами по открытию сначала ресторана, а потом книжного магазина…
Просто дело в том, что для человека, у которого уже есть опыт притворства, перспектива вступить в клуб родителей-одиночек, не будучи родителем-одиночкой, не является такой уж пугающей и не составляет особой проблемы. Если это не получится, то просто придется попробовать что-нибудь другое. Ничего особенного.
«ОРДА» («Одинокие родители» – добровольная ассоциация) собиралась в первый четверг месяца в местном образовательном центре для взрослых. Сегодня Уилл шел туда в первый раз. Он был почти уверен, что первый раз станет для него последним: он обязательно что-нибудь перепутает, например имя любимой кошки почтальона Пэта или цвет машинки Нодди [9] (или, что хуже всего, имя собственного ребенка – он почему-то все время мысленно сбивался на Теда, а ведь только сегодня утром окрестил его Недом), будет раскрыт и изгнан под всеобщее улюлюканье. Но если у него есть хоть один шанс встретить кого-нибудь вроде Энджи, игра стоит свеч.
В центре парковки стояла одна-единственная машина – старый раздолбанный «ситроен», побывавший, судя по наклейкам на окнах, в Чессингтонском парке развлечений и Евродиснейленде. Новенький двухместный спортивный автомобиль Уилла к таким местам и близко не подъезжал. Почему? Он не мог привести ни единой причины, кроме той, что у него – бездетного мужчины тридцати шести лет – никогда не возникало желания тащиться за сотни миль, чтобы покататься в гигантской чайной чашке с пластиковой волшебной горы.
Центр подействовал на него угнетающе. Уже лет двадцать его нога не ступала в заведения с классами, коридорами и самодельными плакатами на стенах; он и забыл, что английское образование воняет хлоркой. Он даже не предполагал, что будут трудности с поиском комнаты, где «ОРДА» устраивает свою вечеринку. Он был уверен, что просто сможет идти на гул оживленных голосов всех тех, кто пытается забыть о проблемах и напиться до поросячьего визга. Но оживленного гула слышно не было; вместо этого вдалеке печально громыхнуло ведро. Наконец он обнаружил кусочек тетрадного листа, прикрепленный к двери, на котором фломастером было нацарапано «ОРДА!» Восклицательный знак его несколько смутил. Слишком уж напористо.
В комнате была одна женщина. Она доставала бутылки белого вина, пива, минеральной воды и колы местного разлива из картонной коробки и расставляла их на столе в центре комнаты. Все остальные столы были сдвинуты назад, а стулья составлены один на другой за ними. Это была самая пустынная вечеринка, на которой Уиллу доводилось бывать.
– Я туда попал? – поинтересовался он у женщины. Краснощекая, с резкими чертами лица, она напоминала огородное пугало.
– Это «ОРДА». Заходите. Вы Уилл? А я Фрэнсис.
Он улыбнулся и пожал ей руку. Утром он говорил с Фрэнсис по телефону.
– Жаль, что еще никто не подошел. Мы частенько задерживаемся с началом. Приходящие няньки, знаете ли.
– Ах да.
Значит, он допустил ошибку, придя вовремя. Он уже практически выдал себя. И конечно же, ему не следовало отвечать «Ах да», означавшее: она поведала ему нечто, чего он не знал. Ему следовало закатить глаза и сказать что-нибудь вроде: «Могу себе представить!» или «Только не говорите мне о няньках!» – утомленным тоном заговорщика.
Может быть, еще не поздно. Он закатил глаза.
– Только не говорите мне о няньках, – сказал он, горько засмеялся и покачал головой для пущего эффекта. Фрэнсис не обратила внимания на долгую паузу, предшествовавшую его реакции, и подхватила разговор:
– У вас тоже были проблемы сегодня вечером?
– Нет. За ним присматривает моя мама. – Он был горд тем, что упомянул о ребенке вскользь. В этом был намек на близость. С другой стороны, для человека, у которого не было проблем с няней, он слишком уж закатывал глаза, тряс головой и горько смеялся.
– Но у меня были проблемы в прошлом, – поспешно добавил он. Разговаривали они не больше двух минут, но он уже оказался на грани нервного срыва.
– У кого их не было! – сказала Фрэнсис.
Уилл громко рассмеялся.
– Да, – покачал он головой. – У меня-то уж точно были.
Ему казалось, ей абсолютно ясно, что он или врун, или ненормальный, но от еще более низкого падения его спасло то, что начали собираться другие члены клуба – все, за исключением одной, были женщины за тридцать. Фрэнсис представила ему их по очереди: Сэлли и Мойру с суровыми лицами – они решительно его проигнорировали, взяли по бумажному стаканчику с белым вином и отошли в самый дальний угол комнаты (на Мойре, как Уилл с интересом заметил, была футболка с портретом Лорены Боббитт [10] ); маленькую, милую, болезненного вида Лиззи; Хелен и Сюзанн, которые явно считали, что «ОРДА» ниже их достоинства, и отпускали грубые комментарии по поводу вина и места проведения встречи; Саскию, которая выглядела лет на десять моложе всех остальных и смахивала скорее на чью-то дочь, чем на чью-то мать; и Сьюзи, высокую бледную блондинку, слегка нервную и прекрасную. «Эта подходит», – подумал он и перестал смотреть на остальных входивших. «Красивая» и «блондинка» – вот два качества, которые он искал; «бледная» и «нервная» были двумя другими качествами, которые давали ему на это право.
– Привет, я Уилл, – сказал он. – Я новенький и никого тут не знаю.
– Привет, Уилл. Я Сьюзи. Я старенькая и всех тут знаю.
Он засмеялся. Она засмеялась. За вечер он провел с ней столько времени, сколько позволяли приличия.
Разговор с Фрэнсис заставил его собраться, и теперь он лучше справлялся с детской темой. В любом случае Сьюзи хотелось поговорить, а в этих обстоятельствах он был рад послушать. Тем более послушать было что. Ее муж, некий Дэн, завел роман, когда она была на шестом месяце беременности, и бросил ее за день до родов. Дэн видел свою дочь лишь однажды, случайно, в магазине «Бодишоп» [11] в Ислингтоне. Желания увидеть ее вновь он не выразил. Сейчас Сьюзи была бедна (она пыталась переквалифицироваться в диетолога) и озлоблена на жизнь, Уилл ее понимал.