Мой мальчик

Хорнби Ник

Сьюзи припарковалась на Аутер-серкл поблизости от парка и раскладывала коляску Меган, пока Уилл стоял на тротуаре рядом с Маркусом, испытывая некоторую неловкость. Маркус не проявлял к нему никакого интереса, хотя и сам Уилл тоже не мог утверждать, что приложил много усилий, чтобы получше узнать мальчика. Он подумал, что, пожалуй, на свете вряд ли найдется много взрослых мужчин, лучше его приспособленных для общения с подростками, если, конечно, Маркус таковым является, – так сразу и не скажешь (на голове у него была шапка курчавых волос, а одет он был как какой-нибудь дипломированный бухгалтер лет

двадцати пяти в свой выходной день – в новенькие джинсы и футболку с логотипом «Майкрософт»). Ведь Уилл был большим любителем спорта и поп-музыки, и кто-кто, а он уж точно знал, как порой трудно бывает убить время; по своей сути он и был подростком. А в глазах Сьюзи ему бы совсем не повредило завязать живые, взаимообогащающие отношения с сыном ее подруги. С Меган он разберется позже. Пожалуй, если его немного расшевелить, все получится.

– Ну что, Маркус, какая у тебя любимая футбольная команда?

– Терпеть не могу футбол.

– Да? Очень жаль.

– Почему?

Уилл не ответил.

– А какие у тебя любимые певцы?

Маркус хмыкнул:

– Ты что, допрашиваешь меня?

Сьюзи засмеялась. Уилл покраснел.

– Нет, просто интересно.

– Хорошо. Моя любимая певица – Джони Митчелл.

– Джони Митчелл? А тебе не нравится Эм-Си Хаммер? [16] Или Снуп Догги Догг? Или Пол Уэллер? [17]

– Нет, ни один из них. – Маркус смерил Уилла взглядом с головы до ног, обратил внимание на его модные кроссовки, стрижку и солнцезащитные очки и безжалостно добавил: – Да их никто не слушает. Одни старики.

– Ты хочешь сказать, в твоей школе все слушают Джони Митчелл?

– Большинство.

Уилл досконально знал хип-хоп, эйсид-хаус, гранж, мэдчестер и инди [18] ; он читал журналы «Тайм-аут», «Ай-Ди», «Роллинг стоун», «Спин» и даже «Эн-Эм-И» [19] . Но там не было ни строчки о новой волне интереса к Джони Митчелл. Он был подавлен.

Маркус зашагал дальше, Уилл не пытался идти рядом с ним. Эта неудача даст ему, по крайней мере, возможность поговорить со Сьюзи.

– Тебе часто приходится за ним присматривать?

– Не так часто, как мне бы того хотелось. Правда, Маркус?

– Что? – Маркус остановился, чтобы дождаться их.

– Я сказала, что присматриваю за тобой не так часто, как мне бы того хотелось.

– Угу.

Он опять ушел вперед, но уже не так далеко, как раньше, поэтому Уилл не знал, насколько хорошо он их слышит.

– А что с его мамой? – тихо спросил он Сьюзи.

– Она немного… не знаю, хандрит.

– С ума сходит, – сказал Маркус обыденным тоном, – все время плачет, на работу не ходит.

– Маркус, прекрати. Она просто провела пару вечеров дома. Все так делают, когда нездоровы.

– Нездоровы? Теперь это так называется? – съязвил Маркус. – А по-моему, это сумасшествие.

Раньше Уилл слышал такие изумленно-воинственные нотки только в голосе стариков, пытающихся доказать, что дела обстоят гораздо хуже, чем тебе кажется: его отец был таким в последние годы жизни.

– По крайней мере, мне не кажется, что она сходит с ума.

– Это потому, что ты ее не так часто видишь.

– Я вижусь с ней так часто, как могу.

Уилл уловил в голосе Сьюзи настороженность и обиду. Что с этим парнем такое? Стоит ему найти твое слабое

место, и он бьет наотмашь.

– Может быть.

– Может быть? Что означает это «может быть»?

Маркус пожал плечами:

– В любом случае, когда ты рядом, она нормальная. Она сходит с ума только дома, когда мы одни.

– Все будет в порядке, – сказала Сьюзи. – Ей просто нужно спокойно провести выходные и отдохнуть. У нас будет замечательный пикник, а когда ты вернешься домой, она будет в норме и готова на подвиги.

Маркус хмыкнул и убежал. Они уже пришли в парк, где вся «ОРДА», расположившись перед озером, разливала сок по стаканчикам и снимала фольгу с бутербродов.

– Мы видимся по крайней мере раз в неделю, – сказала Сьюзи, – и я звоню ей. Неужели он ждет от меня большего? Я же не баклуши бью целыми днями. Я учусь. У меня Меган. Господи!

– Не верится мне, что все эти ребята слушают Джони Митчелл, – заявил Уилл. – Надо будет об этом почитать. Не мог же я так отстать от жизни.

– Надо будет, видимо, звонить ей каждый день, – продолжила Сьюзи.

– Надо кончать читать эти журналы, от них никакого толку, – добавил Уилл.

Они тащились в направлении пикника, чувствуя себя старыми, разбитыми и в чем-то виноватыми.

Уиллу показалось, что его объяснения по поводу отсутствия Неда были приняты всеми за чистую монету, да в общем никаких оснований ему не верить не было – на свете нет людей, которые ради бутерброда с яйцом и салатом и партии в лапту стали бы выдумывать ребенка. Но он все равно испытывал некоторое неудобство и потому окунулся в этот вечер с таким энтузиазмом, которого лишь изредка достигал с помощью алкоголя и наркотиков. Он играл в мяч, пускал мыльные пузыри, взрывал пакеты из-под картофельных чипсов (ошибка: слезы детей, раздраженные взгляды взрослых), играл в прятки, щекотал, бегал… Он делал все, что только можно, лишь бы держаться подальше от группы взрослых, расположившихся на одеяле под деревом, и от Маркуса, который бродил вокруг озера и бросал в уток остатками бутербродов.

Да он был и не против. Играть в прятки у него получалось лучше, чем говорить, а веселить детей – это не худший способ провести вечер. Через некоторое время Сьюзи подошла к нему, везя спящую Меган в коляске.

– Тебе его недостает?

– Кого?

Он не придуривался – просто не понял, о ком идет речь. Но Сьюзи понимающе улыбнулась, и Уилл, до которого наконец дошло, кого она имеет в виду, улыбнулся ей в ответ.

– Я увижу его позже. Ничего страшного. Хотя ему бы здесь понравилось.

– Какой он?

– Ну… славный. Он очень славный мальчик.

– Могу себе представить. А как он выглядит?

– Хм… похож на меня. Не повезло парню.

– О, могло быть гораздо хуже. Просто Меган как две капли похожа на Дэна, и меня это раздражает.

Уилл посмотрел на спящую девочку:

– Она красавица.

– Да. Именно поэтому я и бешусь. Когда я вижу ее вот такой, говорю себе: «Какой прелестный ребенок», а потом сразу думаю: «Какой же он все-таки гаденыш», и дальше… Я уже не знаю, что думаю. У меня все путается в голове. Типа: ребенок – гаденыш, а он – прелесть… Под конец начинаешь ненавидеть собственного ребенка и любить человека, который его бросил.