Мой милый жандарм

Самохин Валерий Геннадьевич

Глава четвертая

Зал едино выдохнул в ошеломлении. Товарищ прокурора клещом вцепился в конторку, белея лицом на глазах. Я только сейчас обратил внимание на поверенного, со стулом отъехавшего за спину подсудимой и с нескрываемым страхом таращившегося на нее.

– Ай-яй!
– вскрикнула девица и, звучно хлопнув себя по шее, с обидой вопросила у председательствующего: - Уважаемый суд! Прикажите застрелить это мерзкое насекомое, я их с детства ненавижу!

С этими словами она неловко взмахнула рукой, нечаянно приласкав по макушке своего поверенного. Думаю, не я один возрадовался насмешкой за сим замечательным событии. Присяжный проныра, бросив на нее полный ужаса взгляд, со всей прытью устремился к выходу, роняя на ходу разрисованные ромашками листки бумаги. Публика грохнула в дружном смехе.

– Илья Тимофеевич!
– возопил в возмущении товарищ прокурора.
– Она все это время притворством в увечности своей к жалости нас склоняла... Я требую у суда наказать ее со всей строгостью закона!

– Дома будешь требовать, Василий Митрофанович, у жены своей, - сварливо пробурчал председательствующий, вызвав новый смешок у публики.
– А здесь, да будет тебе известно, пока что я командую...
– и благосклонно кивнул девице: - Барышня имеет что-то сказать по данному факту?

Черная кошка, пробежавшая между двумя высшими судейскими чинами, имела французское происхождение и весьма соблазнительные формы. Гувернантки с такой внешностью на службы принимались с превеликой охотой, и жалованье имели немалое. У меня, к слову, вместе с квартирными выходило много меньше.

Товарищ прокурора стушевался. Да и обращение "барышня" по отношению к обвиняемой прозвучало диссонансом в этих стенах. И еще одну странность отметил я: Илья Тимофеевич взирал на дерзкую девицу с явным одобрением и отеческой лаской. С чего бы это вдруг? Впав в размышления от такой удивительности, я едва сдержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Девица схожа была с пассией судейской, словно сестра единоутробная. Да еще и годами юными выигрыш имела несомненный.

Девица тем временем задумалась недолго, хлопнула наивно пушистыми ресничками и простодушно заявила:

– Озаренье божье на меня снизошло, ваша честь. Иных причин я представить суду не могу.

Она отчего-то все время обращалась к председателю на англосаксонский манер. Хотя, в последнее время заграничная мода начала приживаться и в наших судейских кругах. Священник при ее словах вновь перекрестился.

– Лжет она, - неуверенно высказался товарищ прокурора.
– Не бывает так, чтобы всю жизнь молчала, а тут раз - и заговорила... Да еще складно так речет, словно по писаному.

– Господин обвинитель хочет оспорить божественное вмешательство?
– ехидно осведомилась девица.

Товарищ прокурора сконфузился окончательно, промычав что-то нечленораздельное. Илья Тимофеевич, весело переглянувшись с двумя членами коллегии, одобрительно хмыкнул.

– А вы внесите представление в небесную канцелярию, - не унималась

девица.
– Но только ссылочку на статью соответствующую указать не забудьте, иначе оставят без рассмотрения.

– Не кощунствуй!
– сурово осадил ее старичок священник, в волнении от явленного чуда протирая надушенным платочком вспотевшую лысину.
– Возблагодари господа за милосердие и заботу, за чудо дивное, во грехах покайся смиренно и молитву прочитай не единожды искреннюю, от души и сердца идущую.

– Обязательно, батюшка, - покорно ответила девица и вновь повернулась к суду.
– Прошу уважаемый суд дать мне возможность ознакомиться с материалами дела и провести повторный опрос свидетелей и потерпевшего.

Очнувшиеся ото сна фотографы ослепили зал вспышками магния. Журналистская братия торопливо застрочила карандашами в своих блокнотах. Ничем не примечательное дело неожиданно запахло громкой сенсацией.

– Возражаю со всей категоричностью!
– воскричал в гневе товарищ прокурора.
– Подсудимая Лазович умышленно затягивает процесс. Показания свидетелей и потерпевшего есть в актах дознания, и я не вижу оснований для повторного опроса. К тому же, никто не мешал ее поверенному сделать это в мировом суде.

– Это который поверенный?
– пришла в немалое изумление девица и, язвительно прищурив свои бесовские очи, тряхнула челкой в сторону выхода.
– Тот, что сбежал трусливым зайцем, оставив меня без защиты? И как быть, в таком случае, с особым эдиктом государя императора Александра I о суде скором, правом и милостивым?
– обведя притихший зал внимательным взглядом, холодно добавила: - Любой подданный Российской империи имеет право на судебную защиту и справедливое рассмотрение дела. Это право гарантировано ему высочайшей милостью...
– наведя пальчик на пунцового от ярости обвинителя, она жестко спросила: - Хотите оспорить монаршью волю?

Товарищ прокурора разве что не лопнул от бессильной злобы. Публика оживилась уважительным смешком.

– Плевако в юбке!
– расслышал я сзади восхищенный шепоток.

Председатель, перекинувшись с членами коллегии парочкой фраз, торжественно огласил:

– Коллегия приходит к выводу о необходимости возобновления судебного следствия ...
– и лукаво улыбнувшись, подал том с материалами дела приставу: - Степан Савельевич, голубчик, передай, пожалуйста, барышне для ознакомления.

Публика терпеливо ждала в предвкушении. Торопливо перелистывая страницы, девица сосредоточено хмурила лоб и беззвучно шевелила губами. Я откровенно залюбовался ею. В своем страстном порыве она отчего-то представилась мне античной богиней.

– Ага!
– наконец воскликнула она, с силой захлопнув дело, и кротко взглянула на председателя: - Мне нужны двое: сам потерпевший и содержатель пивной с горячим кушаньем "Гамбринус".

– Свидетель по делу Пфейфер Герман Иосифович?
– уточнил Илья Тимофеевич.