Мой Однолюб. В его сердце другая
Шрифт:
— Как ты тут обжилась? — интересуется он спустя пять минут.
— Хорошо. Шкаф с утра привезли и собрали. Только поставили не так, как надо. Поможешь?
— Конечно, — поднимается он тут же и кивает на тарелку. — Ты молодец. Вкусно готовишь. Спасибо.
Чуть краснею и, отложив вилку, иду за ним.
— В спальне, — тихо сообщаю.
Соболев вторгается в мою обитель, резко открывая дверь. По сторонам не смотрит. Сразу отправляется к двухстворчатому шкафу с рядом открывающихся ящиком снизу.
— К стене? — спрашивает, не глядя
— Угу.
Складываю руки на груди и не верю, что все это происходит со мной. Ваня Соболев в моей спальне. Ещё год назад, я бы визжала от восторга.
— Получается? — заглядываюсь на бугристые мышцы на спине, виднеющиеся под футболкой.
— Получается. Кажется.
На миг заслоняю глаза ладонью и думаю: что же мне делать? Как быть? Слушать ли Мию?..
Пеньюар я покупать не стала, потому что вспомнила, что мой парень неравнодушен к узкой талии и закрывать её тканью, пусть и кружевной, было бы глупо. Зато я приобрела черный комплект белья, который зачем-то нацепила на себя сегодня.
Шкаф встает на место, ровно так как надо, и я понимаю, что на принятие решения у меня остались считаные секунды.
Ещё раз окидываю взглядом напряженные руки с крупными мышцами, плечи, узкую талию, подтянутую мужскую задницу.
Сглатываю слюну и уверенно захватываю край банта на поясе…
Вжух — распускается он.
В конце концов, Ваня пришел на ужин. Он звонит мне каждый день, просто… его надо подтолкнуть.
Конкурсы красоты научили меня главному. Можно быть какой угодно обворожительной и идеальной, но если ты не будешь месяцами репетировать проходки, оттачивать рельеф на прессе и посещать примерки у костюмеров — короны тебе не видать.
Чтобы что-то получить, надо чем-то пожертвовать. Сделать шаг.
Пожалуй, то, что я совершаю сейчас, даже не шаг, а… прыжок в пропасть. Сальто в бездну, но я делаю волну плечами, чтобы тонкое платье соскользнуло к ногам.
— Ну всё, — произносит Ваня, прикрывая болтающуюся дверцу.
— Вань…
— Что? Надо было сразу сказать… — замирает он на полуслове развернувшись.
Я могла бы побиться об заклад, что несмотря на то, что его глаза недобро темнеют, а мощный кадык на шее дергается так, что даже я замечаю, Иван Соболев хочет меня ровно также, как это было тогда, на пляже.
По крайней мере, его вздыбленная, жизнерадостная ширинка явно об этом намекает. А я намеки понимаю.
Вытерев пот со лба, Ваня размещает ладони на поясе брюк и неверяще качает головой. Взгляда от моего тела при этом не отводит. Наоборот, нагло курсирует им, как пылесосом, туда-сюда, задерживаясь на самых интересных деталях, вроде полупрозрачной ткани на сосках и промежности.
И, конечно, на талии.
Я же хочу только одного — чтобы он сделал шаг и поцеловал мои губы.
Тоже прыгнул в пропасть.
Ко мне.
Больше всего на свете мечтаю снова ощутить вкус настоящего табака во рту. Щемящий трепет в груди не отпускает. Колени подгибаются.
— Шкаф —
Приподнявшись на носочках, задерживаю воздух и выгибаюсь. Совершив полный оборот, возвращаюсь на место.
— Пздц, — выдыхает Ваня, поднимает глаза к потолку и снова ругается. В этой слабой растерянности выглядит безумно обаятельным и притягательным. — Пздц, Тая... — он делает шаг вперед, заставляя мои бедра сжаться. — Солнце, я ведь не железный…
Глава 20. Иван
Первое, что вспоминаю, глядя на практически раздетую Валееву — как тырил у Машки Барби и уносил к себе в комнату.
Один в один, блядь.
Загорелая увлажненная кожа, длинные, стройные ноги, узкие бедра, талия… это вообще пздц, отвал башки. Высокая грудь часто вздымается, блестящие белые волосы манят, а вздернутый тонкий подбородок как бы кричит о том, что я тугодом и импотент в одном флаконе.
Тогда, в детстве, то был первый сексуальный интерес. Стыдно признаться, но до сих пор помню, как шестилетним пацаном разглядывал кукол под одеждой.
Я гребаный извращенец. Потому что мне снова хочется сделать именно это.
— Шкаф — не единственная моя покупка, Ванечка, — Тая соблазнительно поднимает тончайшую лямку на плечо. — Подумала, вдруг тебе будет интересно…
Мне пиздец как интересно, малыш. Но не хочется тебя обнадеживать. И обижать тоже не хочется.
Отец как-то сказал, что женщина — это не только красивое тело. Надо считаться с ее желаниями и мнением. Желание Валеевой ложится электрическим зарядом ко мне в трусы, её мнение сидит там, как прибитое, ещё с Кемера.
Тая кружится, изгибается, включает Королеву Красоты.
Я — без шансов. Её искренняя, такая женственная потребность отдать себя непременно именно мне одному — подкупает. Хрен знает. Когда красивая девушка так старается, эксклюзивным себя чувствуешь, особенным.
А я обычный, блд. Обычный мужик из плоти и крови. Нихуя неособенный.
— Пздц, — дышу в потолок, из последних сил сдерживаясь. Хоть бром в чай подсыпай. — Пздц, Тая... Солнце, я ведь не железный…
Сделав шаг, привлекаю к себе за локоть. Она подается вперед, вжимается в меня, изящные ручки на плечи складывает и соблазнительно сводит их сзади, забирая голову в замок.
Её дыхание сбивчивое, теплое. Вкусное.
Укладываю ладони на гладкие, мягкие ягодицы и на выдохе жадно сдавливаю их пальцами. Чуть приподнимаю, заставляя сделать так, чтобы длинные ноги окружили моё тело как стальной обруч. Как ни бегай от неё, все равно на меня забралась, зараза. Выждала момент, подкормила и вытянула готовенького.
— А, по-моему…ммм… ты железный, — шепчут ярко-розовые губы.
Розовый — её любимый цвет. И уже мой, наверное. Но только в оттенке ее рта, сосков и уверен — там внизу она такая же. Девственно-розовая.