Мой отец — Лаврентий Берия
Шрифт:
Там, на фронтах, где давно ждали открытия второго фронта, никто конечно же не знал о предстоящей встрече «Большой тройки», как и о том, что именно она приблизит Победу.
По словам генерала Штеменко, в Баку прибыли вечером. Вместе со Сталиным ехали Молотов, Ворошилов. О Берия, разумеется, ни слова…
Утром на летном поле стояло несколько самолетов Си-47. У одного из них прогуливались командующий ВВС, будущий Главный маршал авиации и дважды Герой Советского Союза Александр Александрович Новиков, он же заместитель наркома обороны по авиации, и командующий авиацией дальнего действия, тоже будущий Главный маршал авиации, Александр Евгениевич Голованов. У другого самолета генерал Штеменко увидел знакомого летчика В. Г. Грачева. Когда в восемь утра на аэродром приехал Сталин, Новиков
— Генерал-полковники самолеты водят редко, полетим с полковником…
Вспоминая об этом случае, генерал армии Штеменко упустил одну деталь
— полковник В. Г. Грачев пилотировал самолет члена ГКО Лаврентия Павловича Берия…
Вместе они и прибыли в Тегеран — Сталин, Молотов, Ворошилов и мой отец. Этим же самолетом полетел и генерал Штеменко, доложив в воздухе руководителям страны обстановку, сложившуюся на фронтах за минувшие сутки. В самолете, который вел генерал-полковник Голованов, летели ответственные сотрудники Наркомата иностранных дел и охрана. Вслед за этими машинами курс на Тегеран взяли еще несколько самолетов.
В воздухе, вспоминал генерал Штеменко, речь шла об Украине. Сергей Матвеевич доложил Сталину, Молотову, Берия и Ворошилову, что противник рвется к Киеву, вот-вот наши части могут оставить Коростень.
После трехчасового полета полковник Грачев повел самолет на посадку. На аэродроме членов правительства уже ждал автомобиль. Первой на большой скорости в город ушла машина, в которой ехали Сталин, Молотов, отец и Ворошилов, за ней — машины с охраной.
Тогда, осенью сорок третьего, я побывал в Иране не впервые… Я уже рассказывал, что в сорок первом попал в спецшколу. Переброска нашей группы в Германию сорвалась. В составе этой же разведгруппы нас отправили в район Баку. Точнее, мы находились километрах в 30-40 от города. Не знаю, почему именно туда. С нами этот вопрос не обсуждался. Задачу, сказали, поставят на месте. Там, в разведцентре южного направления, дали нам новые исходные позывные и вместе с двумя группами диверсантов самолетами перебросили в иранский Курдистан. Две другие группы состояли из оперативников, которые подрывами могли заниматься, нарушением коммуникаций. А наша группа выступала в роли боевого сопровождения.
Базировались мы в горах иранского Курдистана. Надо сказать, что и в Иране, и в Турции разведсеть у нас была приличной. Линия связи проходила через курдские племена в Турцию, затем в Болгарию, а из Болгарии уже официально, с документами, наших разведчиков переправляли непосредственно в Германию. Часть людей просочилась в Германию уже не на парашютах. Я уже после войны узнал, что двое немцев, с которыми я должен был десантироваться в Северной Германии, так и добрались до цели. Один попал на заводы Мессершмитта, занимался реактивной авиацией. Впоследствии, кстати, американцы вместе с другими немецкими специалистами вывезли его к себе… А второй разведчик попал в группу фон Брауна, в ракетный центр «Пенемюнде».
Я был радистом, поддерживал связь с Центром, но информацию передавал не в Москву, а в Кавказскую группу связи.
К сожалению, из группы, которая ушла через Турцию, меня исключили, хотя страшно рвался. Объяснили мне так: есть радист, немец, который уже находится на месте. А я остался еще на четыре месяца в Иране. Тогда же наша группа выявила некоторые немецкие резидентуры. Впоследствии их разработкой занимались уже другие люди. А нас отправили в Баку, потом на месяц в Тбилиси, на отдых. И в это время, и позднее в Иране работали другие группы.
Летом сорок второго я попал на Северо-Кавказский фронт, а позднее осенью был направлен в академию.
О том, что происходило накануне Тегеранской конференции, я узнал, когда вновь оказался в Иране.
Конечно же то, что Рузвельт остановился в советском посольстве, нам здорово помогло. Но то, что ему, как и Черчиллю, Сталину, угрожала опасность, не выдумки. Накануне конференции в Иране действительно были арестованы немецкие агенты. И их самих, и все материалы Сталин представил Черчиллю и Рузвельту. У тех была возможность
Рузвельт согласился переехать в целях безопасности в советское посольство, Черчилль отказался. Но английская сторона согласилась на увеличение охраны с нашей стороны. Все эти меры предосторожности конечно же не были в той обстановке лишними.
Покушения не допустили благодаря нашей разведке. А уж какая именно разведка отличилась — стратегическая, военная, НКВД, думаю, не суть важно…
Из воспоминаний командира особого разведывательного партизанского отряда «Победители», действовавшего в 1942-1944 годах на территории Ровенской и Львовской областей. Героя Советского Союза полковника Дмитрия Николаевича Медведева:
«Зиберт и фон Ортель встретились в казино на „немецкой“ улице. И тогда фон Ортель сказал ему наконец, куда он собирается направить свои стопы. Он едет на самый решающий участок фронта.
— Где же тогда этот твой «решающий» участок?
— В Тегеране, — с улыбкой сказал фон Ортель.
— В Тегеране? Но ведь это же Иран, нейтральное государство!
— Так вот именно здесь и соберется в ноябре «Большая тройка» — Сталин, Рузвельт и Черчилль… — И фон Ортель рассказал, что он ездил недавно в Берлин, был принят генералом Мюллером и получил весьма заманчивое предложение, о смысле которого Зиберт, вероятно, догадывается. Впрочем, он может сказать ему прямо: предполагается ликвидация «Большой тройки». Готовятся специальные люди. Если Зиберт изъявит желание, он, фон Ортель, походатайствует за него. Школа — в Копенгагене. Специально готовятся террористы для Тегерана. Разумеется, об этом не следует болтать.
…В этот день на очередной политинформации Стехов прочитал партизанам сообщение о провале гитлеровского заговора в Тегеране Разумеется, имя Кузнецова не было при этом упомянуто… Не могло быть сомнения, что гитлеровские агенты, о которых шла речь в телеграмме, в том числе, конечно, и фон Ортель, занимавший среди их не последнее место, вовремя найдены и обезврежены.
— Поздравляю вас, Николай Иванович!
— Ну, я-то, может, здесь и ни при чем, — ответил Кузнецов.
— Тут ведь, надо думать, десятки людей потрудились…»
Все было именно так. Советская разведка не только сорвала заговор — а на него немцы делали серьезную ставку, но и в полной мере использовала пребывание американского президента в советском посольстве.
Не без любопытства прочли мы в нашумевшей на Западе книге Кристофера Эндрю и бывшего полковника КГБ Олега Гордиевского, осевшего в Великобритании, упоминание о той операции сорокалетней давности:
«Успешно оборудовав самыми современными подслушивающими устройствами американское посольство в Москве, НКГБ разработало простой, но столь же эффективный способ подслушивания Рузвельта и его сотрудников в Тегеране. Молотов уверял, что имеет информацию о готовящемся немецком заговоре, и заявил, что американская резиденция, расположенная в миле от соседствующих советской и английской, недостаточно безопасна. Черчилль предложил Рузвельту жить в английском посольстве. Президент, не желая давать русским повода для подозрений в англо-американском заговоре, отказался и легкомысленно принял настойчивое предложение Сталина остановиться на территории советского посольства. Руководитель военного отдела секретариата совета кабинета министров генерал Исмей писал в своих мемуарах: „Мне хотелось узнать, были ли микрофоны установлены заранее в отведенном помещении“.
«Нет, конечно, никаких сомнений, что микрофоны там установили, — делают предположение авторы мирового бестселлера. — Американская делегация на первой встрече в верхах жила на советской территории, обслуживалась сотрудниками НКВД, все ее разговоры немедленно становились известны русским. Так что, можно сказать, американцы на этой встрече осуществляли нечто подобное открытой дипломатии».
Трудно не согласиться, когда слышишь утверждение, что на первой встрече «Большой тройки» в Тегеране Сталин получал значительно больше разведывательной информации, чем Черчилль и Рузвельт.