Мой отец — Лаврентий Берия
Шрифт:
Нравственно ли было так поступать с союзниками? Сталин ведь сам ответил на этот вопрос: «Это неэтичное дело…» Но, как он сказал, другого выхода у него нет. А были у Сталина основания подозревать союзников в неискренности? Более чем достаточно. Вспомните предвоенные годы хотя бы… Например, Черчилль. Известно ведь, что в свое время он примыкал к группе консерваторов, ставящей своей целью уничтожение Советского государства. Да он и сам никогда не скрывал своих взглядов. Лишь после того, как немцы напали на Советский Союз, он счел возможным лишь на короткий период объединиться с нами. Но и тогда он исходил опять же из интересов Британской империи.
Почему Сталин должен был ему верить? Даже после того, как англичане заявили о поддержке Советского Союза в этой войне, полтора года союзники ничего не делали. Вмешались, когда поняли, что согнуть нас
А как они вели себя на международных конференциях? Особенно показательна Тегеранская. И Черчилль, и Рузвельт пытались информировать Сталина вразрез друг другу — Черчилль заявил, что он очень симпатизирует Америке и наполовину американец, но полностью согласиться с позицией президента не может. Рузвельт, в свою очередь, говорил, что не имеет ничего против британцев, но не намерен отстаивать интересы Британской империи. Соответствующим образом, к слову, вели себя и разведслужбы.
Тут, видимо, следует вспомнить об операции «Дальний прыжок», которая, как утверждают некоторые источники, была поручена Гитлером своему любимцу штурмбанфюреру СС Отто Скорцени. Эта информация, насколько я знаю, не подтвердилась. А вот то, что он действительно руководил всей иранской агентурой немецкой разведки, это точно. Бывал Скорцени в Иране наездами, а в основном находился в Германии.
Наши полевые агенты, когда я находился в Иране, часть групп, которые работали на Скорцени, нащупали и даже внедрились туда. По всей вероятности, некоторые группы и англичане нам передали. Не официально, а через нашу разведку. Поэтому довольно полная картина гитлеровской агентурной сети к началу Тегеранской конференции была известна.
А вообще эта конференция должна была состояться не в Тегеране. И англичане, и американцы предлагали провести ее в Касабланке. Но Сталин на это согласия не дал. Он сказал, что это слишком далеко от Советского Союза и так как он является Верховным Главнокомандующим, то отлучаться на такие большие расстояния не может. Неизбежно возникнут проблемы связи с фронтами и тому подобное. Англичане и американцы вынуждены были согласиться.
О том, что немцы готовят покушение, Сталин отлично знал еще до приезда в Тегеран. А вот что ждет делегации союзников в Касабланке, сказать было трудно. Какие-то сведения, безусловно, у нашей разведки были, но разработаны они были меньше, чем в Иране. Дело здесь вот в чем. Когда все это организовывалось, Северная Африка в сферу интересов нашего государства не входила. А Иран входил. Этим и объясняется активность нашей разведки в сопредельной стране.
Когда впервые стал вопрос о Касабланке, как месте проведения конференции на высшем уровне, Алжир тут же заинтересовал и нашу разведку, и Генеральный штаб. Прежде всего необходимо было развернуть узел связи. Тогда я и попал в Северную Африку. Летели из Ирана на английском самолете — наши туда не летали. Возвращались тоже с английским экипажем. Очень сдержанные люди. А вот американцы больше на нас похожи.
Пробыли мы в Касабланке дней пять или шесть, но поступила команда «Отбой!», пришлось возвращаться. Запомнились дома с внутренними двориками и очень высокими заборами.
Возвращались точно так же, не привлекая внимания. Все эти вещи, понятно, держались в секрете. Тегеран был позднее…
Из «Истории Великой Отечественной войны»:
«Основными на Тегеранской конференции были военные вопросы, в особенности — о втором фронте в Европе, срок открытия которого США и Великобритания переносили в 1942 и 1943 годах. Советский Союз продолжал нести основную тяжесть борьбы с фашистским блоком в Европе. В новой обстановке, сложившейся в результате выдающихся побед Советской Армии (Сталинградская битва, Курская битва, битва за Днепр), англо-американские союзники стали опасаться, что Советские Вооруженные Силы освободят Западную Европу без участия вооруженных сил США и Великобритании… Советская делегация отмечала, что наиболее эффективным было бы нанесение удара по врагу в Северной или Северо-Западной Франции с одновременной высадкой десанта на юге Франции. В результате дискуссии 30 ноября 1943 года союзники объявили, что операция „Оверлорд“ намечается на май 1944 года и будет проведена при поддержке десанта в Южной Франции. Советская делегация в свою очередь заявила, что советские войска предпримут наступление примерно в это же время с целью
Николя Верт, известный французский историк, научный сотрудник Национального Центра Научных исследований Франции в Париже, доктор исторических наук, сын знаменитого Александра Верта, автора книги «Россия в войне 1941-1945 гг.»:
«На проходившей с 28 ноября по 1 декабря 1943 года Тегеранской конференции Черчилль, Рузвельт и Сталин, который согласился наконец выехать на несколько дней за пределы СССР, впервые собрались вместе. Уже на этой встрече, за пятнадцать месяцев до более известной Ялтинской конференции, началось определение будущего послевоенной Европы. Ловко играя на чувстве вины западных союзников по поводу открытия давно обещанного и постоянно откладываемого настоящего второго фронта и на разногласиях между США и Великобританией, Сталин добился нужных ему решений по ключевым вопросам:
— обещания англо-американской высадки во Франции не позднее мая 1944 года;
— переноса границ Польши на запад до Одера и, следовательно, признания, пусть для начала неофициального, западными союзниками «линии Керзона» в качестве будущей восточной границы Польши;
— признания советских притязаний на Кенигсберг, никогда в истории не принадлежавший России;
— признания аннексии прибалтийских государств, как акта, произведенного «согласно воле их населения».
В обмен на эти уступки СССР согласился объявить войну Японии не позднее чем через три месяца после окончания войны в Европе. После этого дипломатического успеха Советский Союз, вооруженные силы которого отныне превосходили вермахт во всех отношениях, начал в январе 1944 года новое наступление…»
Даже сегодня, спустя четыре десятилетия после той памятной встречи «Большой тройки», трудно переоценить всю значимость Тегерана для нашей общей Победы. И если согласиться с тем, что Сталин тогда, поздней осенью сорок третьего, переиграл союзников, вспомним добрым словом и тех, кто ему в этом помогал. Как бы мы ни относились к кремлевскому диктатору, в данном случае речь не о нем. В любом случае тогда, в сорок третьем, выиграл советский солдат, ждавший открытия второго фронта еще с жаркого лета сорок первого…
Глава 7. Ялта, 45
Ялтинская конференция (иногда ее еще называют Крымской) проходила с 4 по 11 февраля 1945 года. Незадолго до этого, выручая союзников, столкнувшихся с неожиданным немецким контрнаступлением в Арденнах, Красная Армия вновь перешла в наступление и уже в начале февраля заняла Силезию. Всего месяц оставался до форсирования Одера, два месяца — до штурма берлинского укрепрайона. Исход войны был ясен и нам, и немцам, и нашим союзникам.
Судя по всему, в спецгруппу по обслуживанию второй встречи руководителей трех великих держав антигитлеровской коалиции — СССР, США и Великобритании — я попал, так сказать, по инерции. Накануне встречи «Большой тройки» в Москве подняли документы, связанные с организацией специальных разведмероприятий на Тегеранской конференции, и решили использовать наш опыт. Так я оказался тогда в Крыму.
Вызов в академию поступил столь же неожиданно, как и в прошлый раз. В распоряжении высокого начальства ни о какой предстоящей встрече «Большой тройки» речь, естественно, не шла. Белено было прибыть в Генеральный штаб. Уже в Москве узнал, что предстоит лететь в Крым. Была и еще одна новость. К этому времени в наших спецлабораториях была разработана более совершенная аппаратура, с которой нам теперь предстояло иметь дело.
Как и в Тегеране, в Ялте оборудовали подслушивающей аппаратурой все помещения, которые занимали участники конференции, но этим дело не ограничилось. Новая аппаратура позволяла нам вести постоянную запись разговоров не только в зданиях, выделенных для американской и английской делегаций, но и, скажем, в парке с помощью направленных микрофонов. Если интересующий нас объект находился на расстоянии до 50-100 метров, проблем здесь не возникало.