Мой Рагнарёк
Шрифт:
– О, если уж ты чувствуешь себя растерянным, значит, ты действительно стал мудрецом, князь. Уверенность – привилегия дураков. Им можно позавидовать, – вздохнул Мухаммед.
– Сожаления – тоже привилегия дураков. Только по этой причине я не сожалею о том, что стал таким же, как вы, – кивнул Влад.
«А почему бы и нет? – подумал я. – Дороти захотела получить утренние газеты – и получила. Другие захотели пересечь замерзшее море на снегоходах или пролететь над ним на „боинге» – и пожалуйста! А князь захотел стать „таким же умным, как мы» – и получил, чего
– Если верить одной дурацкой, не помню уж, из какого текста выдернутой цитате, то мы в аду, ребята, – неожиданно рассмеялся Анатоль. – Какой-то умник однажды ляпнул, что ад – это исполнение самых заветных желаний. Но если так оно и есть… По-моему, все не так уж страшно!
– Не так уж страшно, да, – согласился Дракула. – Но и не сахар.
Потом мы умолкли и принялись ждать, когда вся наша армия пройдет мимо. Это продолжалось почти целую вечность, но мы не так уж и торопились.
– А это еще что такое? – изумленно спросила Доротея, указывая в сторону моря.
– Ничего особенного, – снисходительно ответил Анатоль. – Просто очень много соленой воды… ой!
– Вот именно, что ой! – насмешливо сказала она. – Этоподводная лодка, я ничего не перепутала?
– Ты ничего не перепутала. Самая настоящая субмарина времен Второй мировой войны, если я не ошибаюсь, – Анатоль с надеждой покосился на меня: – Макс, ты что-нибудь понимаешь?
– Я никогда ничего не понимаю, мог бы и привыкнуть… Впрочем, в данном случае я все-таки догадываюсь, кто сидит в брюшке у этой селедочки. Сейчас оттуда вылезет дядюшка моей подружки Афины. Нептун, он же Посейдон, собственной персоной. Если верить Гомеру, у него скверный характер.
– Хорошо, когда есть Макс! – улыбнулась Доротея. – Ты все разъяснил, и сразу стало смешно. Бог Нептун на субмарине – это надо же! Бред какой-то.
– Конечно, бред. А как ты хотела?!
Я неохотно оторвал свою задницу от песка, выпрямился и с удовольствием потянулся. А потом сделал несколько шагов к воде навстречу нашему новому оппоненту. Честно говоря, я собирался просто сказать ему, чтобы убирался на фиг. Не до него, дескать, сейчас. Но в последний момент я передумал: решил насмешить своих ребят.
– Десять, девять… – я старался говорить бесстрастным металлическим голосом оператора из Центра управления полетами. – Пять, четыре, три, два, один… Старт!
Субмарина послушно взмыла вертикально вверх. Вода вокруг нее кипела и булькала.
– Что ты с ним сделал, Али? – изумленно спросил Мухаммед.
– Отправил его в космос. Извини, дружище, эта шутка не для тебя и, боюсь, не для князя. Вы-то никогда не смотрели по телевизору, как стартуют космические корабли.
– Он улетел вверх, к облакам? А он не потревожит Аллаха? – встревожился Мухаммед.
– Не знаю. Надеюсь, что нет. Впрочем, если даже и потревожит – так им обоим и надо!
Я вернулся на свое место и задумался. «Надо бы все-таки разобраться с Олимпийцами. Чтобы больше не было никаких недоразумений. Не хочу я с ними воевать – а значит, не буду! А уж с Одином тем более. Нечего идти на поводу у дурацких предсказаний, – решил я. – Сегодня же к ним и отправлюсь, чего тянуть? Времени у нас почти не осталось. Не знаю уж, когда наступит этот чертов зимний солнцеворот, но подозреваю, что очень скоро».
– О чем ты молчишь? – спросила Доротея. – О чем-то важном или о пустяках?
– Хороший вопрос! – обрадовался я. – Разумеется, ямолчу о сущих пустяках. Ничего важного у нас уже не осталось.
– Может быть, нам пора идти? – предложила она.
– Может быть. Пошли, если хочешь. Кстати, у меня хорошая новость. Сегодня будет привал на всю ночь, как в старые добрые времена. Только без Джинна, увы. Впрочем, у нас уже давно каждый сам себе джинн.
Через несколько часов солнце устало взирать на творящиеся безобразия и решительно поползло к северному горизонту. Я уже давно заметил, что оно больше не считает своим гражданским долгом покидать небо непременно через традиционный западный выход. Что ж, его право.
Как я и обещал Доротее, мы остановились на ночлег. Я увидел, что впереди один за другим загораются костры – не думаю, что кто-то из наших волонтеров действительно нуждался в тепле. Думаю, люди просто полюбили часами смотреть на огонь. Что ж, славная привычка.
Но сам я не стал рассиживаться у костра. У меня были большие планы на эту ночь.
На сей раз я не стал укладываться спать, чтобы увидеть во сне амбу Афины и своих не то врагов, не то старых приятелей. Просто дождался, когда луна разбавит своим молочным светом густую темноту ночи, и долго смотрел на эту небесную колдунью из-под полуопущенных век, пока все остальное – задумчивые лица моих «генералов», светлые силуэты наших дромадеров, которых мы, сентиментальные олухи, так и не потрудились превратить во что-то иное, яркие точки далеких костров и холодные бусинки еще более далеких звезд – не исчезло в тумане.
Когда туман рассеялся, я опустил глаза и увидел под своими ногами знакомую узкую тропинку, взбирающуюся наверх, к жилищу прекрасной сероглазой богини. Я был вынужден признать, что выбрал довольно замысловатый способ преодолевать пространство. Вообще-то было бы вполне достаточно просто высказать вслух свое пожелание, и все совершилось бы само собой, без продолжительной медитации, лунного света, медленной замены одной реальности на другую и прочей книжной чепухи. Но я всегда был любителем чесать левое ухо левой же рукой, предварительно перекрутив ее вокруг шеи, как самый идиотский из шарфов.
Я торопливо пошел по тропинке, с удовольствием отмечая, что мое сердце не колотится о ребра, как перепуганный крольчонок о прутья клетки, и дыхание не учащается на крутом подъеме. Это было приятное открытие. Честно говоря, до сих пор моя спортивная форма всегда оставляла желать лучшего.
* * *– Сегодня у нас будет гость, Нике, – сказал я, пряча за пазуху мешочек с рунами.
Афина ничего не ответила, только удивленно посмотрела на меня – дескать, с чего ты взял?
– Вот увидишь, – пообещал я. – Мои руны еще никогда мне не лгали.