Мой самый второй: шанс изменить всё. Сборник рассказов LitBand
Шрифт:
Между этими двумя вехами, конечно, множество эпизодов. Школьный выпускной брата, и ее кружат танец за танцем один за другим ребята… Горячая испанская ночь, бушует Фиеста, пригород андалузского города Малаги, а она держит на себе всю дискотеку, и все взгляды обращены к ней… Доминикана, и двое влюбленных мужчин борются за ее, Леськино, внимание… Другая дискотека, в зимней Москве, она танцует, сливаясь с ритмом, и ее тело ей послушно, а все окружающие, замерев, смотрят на нее… Солидный, тонкий и образованный мужчина робеет рядом с ней и показывает что-то в своем компьютере… Ее будущий муж смотрит на нее впервые в жизни, и в его глазах отражается любовь.
Глава 6. Музыкальная школа
Леська сидела тихонько на задней парте кабинета сольфеджио, а на коленях ее лежала раскрытая книга Соловьева про приключения Ходжи Насреддина. Ей было хорошо. За окном бушевала весна, пели птицы, а здесь было тихо и торжественно. В солнечных лучах вились струйки пыли, мягко звучал голос Любови Васильевны, со всех сторон Леськи сидели ее друзья или просто приятные ей люди… Она и здесь была лучшей, так что тихонько подхалтуривала, время от времени читая свою любимую книгу. Леська прекрасно училась в музыкальной школе. Она ее очень любила. Без мазохизма или, наоборот, самолюбования. Она просто любила музыкальную школу именно такой, какая она была. Любила своих учителей, особенно учительницу по специальности, добрую и в то же время интеллигентно-строгую Валентину Леонидовну, и обладающую поистине фейским обаянием Любовь Васильевну, преподававшую хор и сольфеджио. Музыкальная школа отвечала Леське взаимностью. Ее любили, ценили, она вела концерты и даже иногда исполняла на них произведения своего собственного сочинения.
Леське нравилась особая атмосфера, царившая в музыкальной школе, кабинеты с высокими потолками и окнами. Гулкие коридоры, кабинеты с инструментами. Даже название здания, где была музыкальная школа, напоминало о чем-то возвышенном – Дом офицеров…
Закончила Леська музыкальную школу, конечно, на одни пятерки. И однажды даже выиграла конкурс этюдов. Но это было скорее случайностью, чем закономерностью. Потому что Леська боялась спортивной соревновательности. Она не любила конкурсы, слишком сильно волновалась и делала какие-нибудь глупые ляпы в давно доведенных до автоматизма пьесах. В какой-то момент концерта или конкурса у нее обязательно появлялась подлая мысль, что вот-де все ее слушают, все на нее смотрят, и сразу за этим внутри нее все холодело, замирало, предпочитая пересидеть опасный момент. Леська совершала глупую ошибку… После которой все снова начинало работать в полную силу, разум и руки опять начинали ее слушаться, и она благополучно доигрывала до конца. Так что победа в конкурсе была случайностью, а не закономерностью. Просто в этот день она ужасно торопилась на день рождения своей одноклассницы и мечтала лишь о том, чтобы быстрей отбарабанить и убежать. А потом уж Леська узнала от учительницы, что была лучшей среди всех, даже уже зарекомендовавших себя музыкальных «спортсменов». И ее фамилия висела некоторое время на стенде музыкальной школы с припиской – «первое место»… Все-таки Леське нравилось быть первой. Факт.
В музыкальной школе у Леськи были замечательные друзья. Им было вместе интересно, они все время что-то выдумывали. На выпускной вообще разыграли для учителей целый спектакль по мотивам сказки «Красная Шапочка», пародию на модные в те времена бразильские сериалы. Разговаривали они исключительно глупыми междометиями, типа «бум-кара-бырцшвак!», а один парень, исполнявший роль переводчика, говорил по-русски длинные смешные фразы. Они придумали себе наряды в духе бразильских героев. Леська играла бабушку. Она нацепила дурацкие очки на кончик носа, чего-то там изобразила на голове, а под широкое платье, взаправду взятое у бабушки, подвязала подушку. Весь этот вид дополнялся особого вида прихрамыванием и Леськиным темпераментом. Зрители хохотали.
Что касается сольфеджио, тут волноваться не о чем, Леська была молодец. У нее обнаружился замечательный слух, она с легкостью писала музыкальные диктанты. Музыкальный диктант – это когда учитель играет мелодию, а ученики должны ее записать нотами, соблюдая тональность, длительность, ритмику и все остальное. Причем никто ведь не говорит: «Начинайте с ноты «ля». Сами должны догадаться. Для многих музыкальные диктанты были совершенно непосильной задачей. А Леське удавались – и потому нравились. Кроме того, она была дисциплинированной в смысле домашних заданий.
Но вообще больше всего она любила другие задания – творческие. Когда, например, им на музлитературе включали какое-нибудь произведение. И нужно было рассказать о тех образах, картинках, которые возникали. Догадаться, как называется произведение или чему посвящено. Леське это очень нравилось. Более того, когда она сама играла, она всегда придумывала ту историю, которую играла. Иногда им давали задание придумать музыку или стихи к какой-нибудь картине. Леська однажды выбрала для описания картину Карла Брюллова «Последний день Помпеи». Картина и та реальная история, которая случилась много столетий назад, так потрясли Леську, что у нее родилось большое стихотворение, наполненное ее эмоциями. Написала она его на бегу, по пути в музыкальную школу, она вечно куда-то опаздывала. Но получилось от души. Вообще, удивительно, но именно этот момент, когда Леська бежала в музыкальную школу, на ходу соединяя слова и фразы… Момент, когда в голове у нее рождались образы далекого прекрасного города Помпеи уже на краю своего исчезновения… Именно этот момент запомнился Леське ярко, во всех деталях. Вместе с ясным вечерним небом, подсвеченным еще желтыми полосками заката…
А Помпеи, этот древний город, стал для Леськи символом Божьей воли, иногда сокрушающей, но все равно поразительной. Она и мечтать не смела о том, чтобы побывать на раскопках Помпей. Но все-таки мечтала. И почему-то эти мечты для нее были мечтами вовсе не про прикосновение к древности. Или про счастье ныне живущего в сравнении с погибшими тогда. Эти мечты, так же, как и все приключения Ходжи Насреддина, как и все-все в музыкальной школе, включая странные комнатные растения, похожие на карликовые деревья, с короткими жесткими ветками и темно-зелеными сочными листиками… Все-все это было для нее про любовь.
Но тогда, когда Леська сидела на задней парте в кабинете сольфеджио, а на коленях у нее раскинулась жаркая томящаяся Бухара, ей еще было далеко до выпускного. Она успевала выхватить только пару строк. Но и это было очень приятно и волнующе. Любовь Васильевна ничего не замечала.
Глава 7. Неведомые луга
Леська летом ездила к бабушкам. Строго говоря, к бабушкам с дедушками. Бабушек было три, дедушек – двое. Увы, у одной бабушки не случилось дедушки. От этого у нее безнадёжно испортился характер, и бывать у этой бабушки в гостях Леське не особенно нравилось. Звали ее Зина.
Странное это имя. Одно время в СССР любили называть девочек Галями, Варями, Зинами, Лидами… Сейчас же само звучание этих имен адресует куда-то в недалекое, но отчетливо устаревшее прошлое, с граммофонной «Риоритой» на улице. Зин Леська знала не очень много. Но те, кого знала, были похожи уверенными голосами и способностью устроить скандал даже без повода. Еще знакомые Леське Зины любили порассуждать о глупости и неправоте других людей, как в общем, так и в частности. При этом Зины могли запросто с теми самыми людьми, которых при Леське клеймили позором, прекрасно общаться. Потому что обсуждали они их за глаза, а, разговаривая с ними, возмущались поведением кого-нибудь другого. Все это создавало особую интимность в отношениях Зин с другими. Люди не подозревали или не хотели подозревать, что сами являются точно такими же объектами Зининого злословия. Леська на этот счет не питала иллюзий. Правда, прозрение случилось, когда она стала постарше. Кстати, тогда же, когда стала старше, она встретила совсем другую Зину. Добрую, тонкую и заботливую… Но все это потом.
А тогда, в летние школьные каникулы, Леська с братом вбрасывались на Достоевскую, 35, города Мичуринска, в рыжий одноэтажный дом довоенной постройки, огороженный забором. Дом был со ставнями и парадным выходом прямо на улицу. К сожалению, этот выход когда-то был наглухо закрыт, и выходить из дома приходилось через крыльцо в глубине двора. Ну а потом – через калитку на Достоевскую улицу. Это было как шагнуть из одного мира в другой.
Когда Леська стала чуть-чуть постарше, летние вечера на этой улице стали преисполнены особого смысла. Каждый теплый вечер, когда на улицу стекались ребята и девчонки, обещал ту самую, долгожданную встречу. Там и тогда происходило много интересных вещей. Затевались разные игры, «Испорченный телефон» там или «Съедобное-несъедобное». Складывался и зажигался в сумерках гигантский костер, рассказывались страшные истории… Все это было, конечно, про любовь.