Мой самый второй: шанс изменить всё. Сборник рассказов LitBand
Шрифт:
Агнешка и слова не могла промолвить. За месяц, что она прожила в цирке, от этого человека она услышала много оскорблений. Он пожал плечами и пошел к выходу на арену.
– Дамы и господа, единственный и неповторимый – огнеопасный Дамиан! Встречайте!
И арену захлестнули возгласы и аплодисменты.
Навзрыд плакала Агнешка в тот вечер – она не понимала, откуда в человеке может быть столько желчи.
Тем же вечером Дамиан вернулся в свой фургон с температурой. Наутро врач сказал, что у него двустороннее воспаление легких. В больницу Дамиан ложиться отказался, потому что он не любил больниц. Цирку пришлось отменить огненное шоу. Артисты особо не изъявляли желания навещать Дамиана, и все, кроме врача, забыли дорогу к его фургону.
Агнешке все казалось пресным: она без энтузиазма тренировалась с Ингрид, гуляла по территории цирка без страха натолкнуться на Дамиана – в ее жизни пропала та острота, которая пробуждала эмоции, – теперь ей все было безразлично… снова – как до встречи с Дамианом.
В тот день, когда выпал первый снег, Агнешка почувствовала жалость к Дамиану и решила рискнуть и навестить его.
В фургоне было темно, на окнах висели плотные покрывала, над кроватью – карточки обнаженных женщин.
Дамиан лежал с открытыми, но ничего не видящими глазами – у него была горячка. Агнешка знала, что делать. Она взяла тряпку, смочила ее в водке и начала растирать ему спину, грудную клетку, как делала мама, когда у Агнешки была температура.
«Какой же он худой, и какие старческие у него глаза. Двадцатилетний юноша с глазами старика», – думала она. Через пару часов температура спала, Дамиан уснул, а Агнешка просидела рядом с ним всю ночь. Наутро она убежала, пока никто ее не увидел, – скоро должен был прийти врач.
Вечером она вернулась. У Дамиана температура была невысокая. Он сидел на кровати и читал Пастернака, влажно кашляя. Увидев Агнешку, Дамиан смутился – он понял, что то был не бред, что эта глупая медведица сидела с ним всю прошлую ночь.
– Я принесла тебе отвар из меда и почек березы, а еще гороховых лепешек с ужина.
– Я поужинал, спасибо.
– Вечер длинный – вдруг проголодаешься.
– Оставь на столе и уходи. Я инфекционный – нечего тебе здесь ошиваться.
– Выпей отвар. Мне он однажды помог. Мама…
– Мне нет никакого дела ни до тебя, ни до твоей мамы. Оставь и иди.
Не успела Агнешка закрыть за собой дверь, как она услышала песню, до боли ей знакомую, – Дамиан поставил пластинку Роя Орбисона.
Агнешка вернулась.
– Не гони меня! – резко оборвала она Дамиана, – я с детства не слушала эту «Blue Bayou»!
– Хорошо, дослушай и иди, – Дамиана поразила ее неожиданная смелость.
Когда песня окончилась, Агнешка призналась:
– В детстве я с мамой часто слушала эту песню.
– Что же случилось потом?
– Мама умерла.
– Сочувствую. Когда это произошло?
– Год назад.
– Не так давно окончилось твое детство, однако.
– После конца время становится вечностью.
– Ага, – саркастично ответил Дамиан.
Потом он снова взглянул на Агнешку – пластинка продолжала играть, и девушка была вся в музыке и в воспоминаниях.
– Хорошо, ты можешь остаться, только надень маску, пожалуйста.
Дамиан достал из-под кровати еще пластинки: Элвис Пресли, Ив Монтан, Жак Брель… И Агнешка поняла, что плохой человек не может слушать такую красивую музыку. Значит, Дамиан не плохой – он просто не подпускает к себе людей слишком близко.
– Я еще не встречал девчонку, которая слушает этих исполнителей, – сказал Дамиан, меняя пластинку. – Сейчас, ты знаешь, все другое слушают.
– А ты вообще с девчонками общаешься?
– Была пара неудачных попыток.
– И что?
– Они были тупы, как курицы, к ним только под юбку лезть – не более.
Несколько часов они слушали музыку. Агнешка рассказывала истории из детства, а Дамиан смеялся, вставляя едкие комментарии. Но Агнешка его уже не боялась и не воспринимала всерьез его колкости. Она увидела настоящего Дамиана – на язык он был злым по привычке защищаться, но на сердце добрым и даже ранимым.
Дамиан ушел из дома от деспотичного отчима, когда ему было тринадцать. Маме было все равно, дома ее сын или в подворотне, кушал он или нет, – лишь бы рядом с ней оставался ее муж, накормленный, удовлетворенный. И ей было все равно, что этот муж периодически избивал ее сына. Дамиан был очень худым и особо не пользовался популярностью у девушек. А их многочисленные отказы сделали его вдобавок жестким. Но что получалось у Дамиана – так это обращаться с огнем, здесь ему равных не было – он жонглировал им, глотал его, по огненной рампе катался на велосипеде, делая всевозможные трюки…
Проходили недели. Деревья и земля засахарились снежными кристаллами и сверкали розовым и зеленым под лучами ноябрьского солнца. Агнешка усердно тренировалась, чтобы танцевать так же завораживающе, как Дамиан обращается с огнем. Она хотела быть ему равной.
– Агнешка, ты стала другой, – заметила однажды Ингрид.
– В смысле?
– Ха, «в смысле»! Да ты вся светишься, стала такой изящной, стройной.
Агнешка в ответ загадочно улыбнулась – о любви не говорят. Яков стоял рядом и с тревогой смотрел на нее.
– Я его хорошо знаю, не одну унцию вина с ним выпил. Ты не верь ему, Агнешка.
И на это Агнешка ответила улыбкой: она уже верила Дамиану – бесповоротно.
Спустя пару месяцев Дамиан был снова на ногах. Он знал, что чувствует к нему Агнешка. Он также понимал, что ОНА помогла ему вылечиться – своей заботой, преданностью, смышленостью, влюбленными глазами – так на него еще никто никогда не смотрел. Но он не понимал, как такая чистая девушка могла влюбиться в такого, как он.
Дамиан по-прежнему не был приветлив со всеми. Он уважал только Якова – всегда с ним здоровался и советовался насчет выступления. С Агнешкой на людях он был прохладен.