Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
Приведу несколько его писем как память о Сергее Ивановиче Малашкине, к тому же его письма хоть чуточку могут реконструировать то время, проблемы, заботы, атмосферу...
«Дорогой Виктор Васильевич!
Сердечно благодарю Вас за поздравление, за Ваше теплое хорошее письмо. Большое, большое спасибо. Душевно, хотя и поздно, поздравляю и Вас с праздником Великого Октября (в Петрограде в эти дни все еще шла борьба за Советскую власть), желаю Вам здоровья и счастья в литературном труде и в личной жизни.
Когда Вам будет скучновато – позвоните, навестите старика, я буду очень рад видеть Вас. От всей моей семьи шлю Вам сердечный привет.
Особый
Крепко обнимаю.
С глубоким сердечным приветом
14-XI-62 Сергей Малашкин. Москва».
«Дорогой Виктор Васильевич!
Шлю сердечный привет. Рукопись «Юность в Москве» не читайте: Оля подала первый вариант, что был в «Молодой гвардии», а я не обратил на него серьезного внимания. Последний вариант романа «Юность в Москве» остался у меня; я его приготовил для Вас: он сильно отличается от первого, а поэтому первый читать Вам не надо – не тратьте на него время.
Последний вариант – окончательный, никто его не читал – прочтете Вы один, если у Вас не отпало желанье, – ждет Вас.
А все Ольга – она виновата... сбила меня, и я не разглядел как следует.
22-ХП-62 Сергей Малашкин.
Как доехали? СМ».
«Дорогой Виктор Васильевич, шлю сердечный привет. Простите за мою просьбу. Я долго думал об эпиграфе к роману:
Расти, цвети и силу множь
В стране Советов, молодежь.
Мне кажется он банальным, лозунговым. Как Вам? Если я прав, то его надо выбросить.
Вместо этого банального эпиграфа я поставил бы такой:
Что вечно – желанно,Что горько – умрет...Иди неустанноВперед и вперед.Валерий Брюсов.Или такой:
Ты в поля отошла без возврата.Да святится Имя Твое!Александр Блок.В этих эпиграфах есть смысл. Брюсовский мне нравится больше, да он и больше подходит к роману. В крайнем случае, если не понравятся Вам последние эпиграфы, то удалите совсем эпиграф. Удалите и слово «Конец» в конце романа. Словом, подумайте, посоветуйте мне; нет, лучше решите сами, – я, кажется, растерялся и от первого эпиграфа у меня мутит в душе. Может, я не прав?
Крепко жму руку, желаю от всей души здоровья.
17-11-63 Сергей Малашкин».
«Дорогой и милый Виктор Васильевич!
Я ждал Вас в Нов. Иерусалиме, волновался, но Вы не приехали, забыли меня. Я знаю, что у Вас много работы большой и ответственной, но все же надо было Вам выкроить субботу и воскресенье для природы Нов. Иерусалима и главное для своего отдыха. Я видел план «СП» на 1966 г., искал в Критическом отделе Вашу книгу о Шолохове и не нашел (может, она уже вышла в 1965?) и, скажу, сильно взволновался, не найдя ее, – я Вас не только глубоко уважаю, но и, простите старого старика, отечески отношусь к Вам.
18-го я и В. Г. совсем переехали в Москву, позвоните и загляните. Крепко жму руку.
24-IX – 65 г. Сергей Малашкин».
Кузьма Яковлевич Горбунов как внештатный редактор сократил много нужного для развития сюжета, началась работа
«Дорогой и милый Виктор Васильевич.
Я не спал всю ночь. Да и сейчас чувствую себя неважно: никак не соберу нервы в один жгут, как я это делал в молодости. Я не понимаю Кузьмы. Что за цель у него была делать из 42 п. л. 24 п. л.? Не знаю, выдержат ли мои нервы!
Я не просил его хозяйничать над рукописью так.
Я остаюсь дня 4 – 5 в Москве, так как на даче не могу волновать бабу и Ольгу, – они реагируют очень болезненно, жалея меня. Если я писатель дрянь, то не надо браться было бы ему.
Останусь в Москве один, – не хочу видеть близких – бабу и Олю.
Мне будет лучше.
Я просил бы Вас взять у него правленый обезображ. экземпляр. 2-ю копию, что дал я для художника 4 книги; в последней и глава приезда Ленина в Россию. Возьмите в худож. отделе 2-ю копию романа, – я не хочу, чтобы художник читал отредактированный экземпляр, – мне стыдно за него. Стыдно до ужаса! – Это просто уничтожение меня как писателя!
Крепко обнимаю и целую.
Сергей Малашкин.
Написал письмо и Кузьме.
Я буду в Москве дня 4 – 5, позвони, пожалуйста, мне о том, что будет с романом. С 1 ч до 3 ч дня меня не бывает дома, а все время я буду сидеть дома, пока не возьму себя – нервы в железные руки, только сумею ли это сделать – не знаю.
30-VI-66 г. СМ».
«Дорогой и милый Виктор Васильевич!
Я все полностью отвез в издательство – и 4-ю книгу, и кусок – приезд Ленина. Он должен быть в 4-й книге, которую дали художнику. Вас не дождался. В субботу я Вас (16 июля) жду, и мы до среды на даче поработаем с Вами, т. е. все утвердим, что Вы сделаете. Очень жаль, что С. Дм. (зять, Сергей Дмитриевич Шапошников. – В. П.) улетает в Монголию. Но к нам теперь ехать хорошо – ходят часто автобусы из Нов. Иерусалима до «Нила», есть и такси – за 60 копеек домчит до дачи. А если у С. Д. отложится командировка, то он Вам позвонит, а лучше Вы, – ему труднее Вас поймать.
Телеф. мастер. Б1-52-61
Квар. – АД1-11-92
Потом я постараюсь договориться с Бубновым – он может привезти Вас и отвезти, пока нет С. Д. А впрочем, можно Вам поработать и у меня на даче в такие дни, в которые Вам не надо бывать в издательстве, на воздухе, – я буду очень рад... Да и я буду у Вас под рукой, но мешать не буду Вам в работе.
Кузьме писать боюсь... и глубоко переживаю... Я все же, несмотря на все, люблю его. Его ведь писатели не особенно любят, как и меня, и мне часто приходится давать по зубам таким писателям, – не один раз заступался за него.
Машинисткам издательства забыл сказать, сегодня позвоню, чтобы они побыстрее переписали рукопись после редактирования, – в уплате мною денег за работу не беспокоились. Крепко обнимаю.
9-VII-66 г. Сергей Малашкин.
Москва».
«Дорогой Виктор Васильевич,
шлю сердечный привет (пропавшему) – куда Вы скрылись? – и от всего сердца желаю здоровья.
Я посмотрел Вашу редактуру – доволен: язык мой в сохранности. Пожалел о некоторых сценах, выброшенных из второй книги, особенно о сцене – бомба попала в теплушку, и солдат, чудом оставшийся живым, поднялся из месива и заорал: «Убили! Убили!» Это я видел своими глазами. Ну ладно! Бог с нею, раз Вы нашли ее страшной, а во всем виноват натурализм, которого в этой сцене нет.