Моя чужая. (Не)вернуть любовь
Шрифт:
— Я Владислав Агатов — давний друг вашего мужа.
Жму плечами.
— Никогда о вас не слышала.
Мужчина хмурит темные брови.
— Понимаю. В последние несколько лет мы с Артуром редко общались. По правде сказать, я виноват перед ним. Из-за аварии, — мужчина замолкает и смотрит внимательно.
Думает, что не знаю? Зря. Между нами не было тайн.
Киваю, чтобы показать свою осведомленность.
— Так вот, поддержка друга была очень нужна Артуру. Но в это время я и сам погряз в сердечных делах, — мужчина чуть
Да, мне тоже жаль… Только не Владислава, а своего упущенного шанса.
— Понимаю, сейчас вам не до этого, но, может, вы согласитесь на несколько встреч? Хочется узнать, как жил Артур все это время.
— Наверное потом, — наконец разлепляю губы.
Погода держится солнечная и теплая, но мне холодно. Внутри ледяная космическая пустота. А этот мужчина рядом вызывает только одно желание — уйти. Он мне не нравится. И вообще ничего не нравится — ни это чертово солнце, ни щебет птиц.
Хочется бежать отсюда. Закрыться в доме, упасть на кровать и разревется уже наконец. Но я не могу. Будто замерзла вся.
— Возьмите, — мужчина протягивает мне визитку. — Тут мой номер. Я занимаюсь тем же, чем и Артур при жизни. Строительная компания, только не в России.
Да плевать. Но визитку я беру.
— Вас подвезти? — делает еще одну попытку навязать свое общество, но я только головой мотаю.
Не надо меня никуда подвозить. Транспорт с водителем есть.
Мужчина кивает, словно прочитав мои мысли и удаляется.
Еще некоторое время я смотрю на широкоплечую фигуру, а потом отворачиваюсь. Побуду еще пять минут. А потом и мне пора уходить. Как бы не было паршиво — дела не станут ждать. Я обязана позаботиться не только о фирме, но и о будущем ребенке. Через семь месяцев Ульяна должна родить.
***
Демьян
— Ну и ну, сам Демьян Ястребовский. Какая честь.
Генрих Вольфович Шнайдер откровенно забавляется. Скалит лошадиные зубы, блестит очками, а взгляд — словно у питбуля, который след взял.
Стискиваю кулаки, только чтобы не ответить ругательством.
— Вижу я, не вовремя, — киваю на чашку дымящегося кофе. — Могу уйти.
Мужчина жмет плечами.
— Уходите. Я насильно никого не держу.
И ведь ему реально все-равно. А я сейчас поставил себя в глупое положение.
— Вот и договорились. Только прежде вы мне кое-что поясните насчет Ал… Елены Николаевны.
Психолог откидывается на спинку кресла. Очень дорогое, кожаное, да и весь кабинет прямо-таки орет о благосостоянии владельца, хоть и оформлен в выдержанном неброском стиле.
— Зачем вам что-то пояснять? Вы сделали выводы при первой нашей встрече. В любовники к Елене Николаевне определили.
Сказать мне нечего. Но и смущаться не собираюсь. Если перед кем и виноват — то
— Мне нужна ваша помощь, — перехожу к цели своего визита. — Совет насчет общения с… Еленой Николаевной.
Немец удивленно выгибает бровь.
— Полагаю, вариант оставить девушку в покое вы не рассматриваете?
Нет, не рассматриваю. Я действительно и хочу помочь. Алене сейчас плохо. От моего присутствия рядом — еще хуже. Но я должен отвадить Оболенского. Не ради увещевания совести. Просто должен.
Немец снимает очки с аккуратно кладет их на стол. Золотые дужки тускло поблескивают… Алена тоже теперь в очках. Наверное, после случившегося в больнице.
— Хорошо, я помогу вам, — произносит после недолгого молчания. — Но на определенных условиях.
— Каких?
— Для начала, не стану работать свахой, и тем более — распространяться о прошлом девушки. Мои советы будут исключительно во благо Елены Николаевны, и только для того, чтобы вы сделали еще хуже из-за своей неуклюжести.
Очень профессионально, черт возьми. Но Шнайдер, очевидно, тоже понимает, что я не отступлюсь — с его помощью или без.
— Еще что-нибудь? — интересуюсь сквозь зубы.
— Да, оплата.
— Сколько?
Цена меня не интересует. Могу хоть сейчас на банковский счет отправить.
— Десять…
Я хмурюсь, не понимая, о чем сейчас идет речь. Десять чего? Тысяч, миллионов? Рублей или уважаемый доктор предпочитает валюту?
— …сеансов, — с ухмылкой заканчивает немец. — Вы — любопытный экземпляр, Демьян Викторович. И отлично дополните мою коллекцию.
От нахлынувшей ярости не нахожу, что сказать. Какая, к чертям, коллекция?! Я ему что, подопытная крыса?!
— Вы слишком импульсивны, Демьян Викторович, — мягко замечает психолог. — Любую фразу воспринимаете в штыки. Не стоит. Мне просто интересно разобраться, какие чувства вы испытываете к Елене Николаевне. И почему в свое время так отчаянно рвались на волю. Тяжелое детство, полагаю?
Протяжно выдыхаю и все-таки усаживаюсь в ближайшее кресло.
— Паскудное, если быть точным. Но я в порядке и до сих пор не понимаю, чем мог вас заинтересовать. По-моему, это нормально — пытаться изменить свою жизнь к лучшему.
— При этом отказавшись от великолепной девушки. Она понравилась вашим родителям?
«Х-хороша-ая девка. Невеста тебе будет!»
Вздрагиваю, словно мне между лопаток нож загнали. Пьяный голос матери скрипит над ухом, словно живой. Я натурально чувствую запах перегара и вонь сгнивших зубов.
— Откуда я знаю, нравилась или нет? — огрызаюсь нервно. — Они разное по пьяни болтали.
— Расскажите мне.
Психолог поудобнее устраивается в кресле. А я делаю глубокий вздох. Ладно. Я, черт возьми, расскажу о своих «чудесных» родителях. Немного. Не собираюсь здесь засиживаться.