Моя двойная жизнь
Шрифт:
Таково было начало моей артистической карьеры.
7
Меж тем я постепенно свыкалась с мыслью о своей будущей профессии.
Отовсюду я получала книги: Расина, Корнеля, Мольера, Казимира Делавиня и т. д., и т. д. Я открывала их и, ничего не понимая, тут же закрывала, зато вновь и вновь перечитывала маленькую книжечку страстно любимого мной Лафонтена. Я знала наизусть все его басни; мне доставляло огромное удовольствие заключать пари с крестным или Мейдье, большим эрудитом и несносным другом, я спорила, что они не смогут отгадать, о какой басне идет речь, если я буду
Но вот однажды тетя прислала записку, в которой предупреждала маму, что господин Обер, в то время директор Консерватории, будет ждать нас на следующий день в девять часов утра. Итак, мне предстояло сделать первый шаг на новом пути.
Мама отправила меня с госпожой Герар. Господин Обер принял нас по просьбе герцога де Морни и был весьма любезен. Тонкие черты его лица цвета слоновой кости, на котором сияли прекрасные черные глаза, белоснежные волосы, утонченный, изысканный вид, мелодичность голоса, прославленное имя — все это произвело на меня огромное впечатление.
С большим смущением я отвечала на его вопросы. Тогда он ласково усадил меня рядом с собой.
— Вы очень любите театр?
— Совсем не люблю, сударь!
Он не ожидал такого ответа и с удивлением обратил вопросительный взгляд на госпожу Герар, и та ответила:
— Она в самом деле не любит театр, но у нее нет состояния, потому что отец оставил ей всего сто тысяч франков, которые она может получить только в день своего замужества, а замуж выходить она не желает; поэтому ее мать хочет, чтобы у нее была профессия, так как у самой госпожи Бернар всего лишь пожизненная рента, правда вполне приличная, но пожизненная рента — это пожизненная рента и не более того, ее дочерям она не достанется. Вот потому-то ей и хочется, чтобы Сара обеспечила себе независимость. А Сара мечтает уйти в монастырь.
Обер медленно произнес:
— Никакой независимости эта профессия дать не может, дитя мое. Сколько ей лет?
— Четырнадцать с половиной, — ответила госпожа Герар.
— Нет, — воскликнула я, — мне скоро будет пятнадцать!
Любезный старец улыбнулся.
— Через двадцать лет, — молвил он, — вы уже не будете так рьяно настаивать на точности цифр.
Затем, полагая видимо, что визит несколько затянулся, он встал.
— Говорят, — сказал он, обращаясь к «моей милочке», — говорят, что мать этой девушки необычайно красива?
— О да, — ответила госпожа Герар.
— Весьма сожалею, что мне не довелось познакомиться с ней, но прошу передать ей мою благодарность за такую очаровательную замену.
И он поцеловал руку слегка покрасневшей госпоже Герар.
Такова была эта беседа, слово в слово. Каждое движение, каждый жест господина Обера врезались в мою память, ибо этот исполненный очарования и кроткой доброты человек держал в своих прозрачных руках мое будущее.
Открыв дверь салона, он сказал, коснувшись моего плеча:
— Не падайте духом, девочка, и поверьте, вы еще поблагодарите свою мать за то, что она заставила вас так поступить. Не печальтесь. В жизнь, конечно, следует вступать с серьезным видом, но смотреть на вещи надо веселее.
Я уже собиралась переступить порог, как вдруг на меня налетела красивая, но несколько полноватая и очень шумная особа.
— А главное, — шепнул, наклонившись ко мне, господин Обер, — не следует распускать себя, как эта великая певица. Запомните: полнота — злейший враг любой женщины, а тем более актрисы.
Затем, пока лакей держал распахнутой настежь дверь, пропуская нас, я услыхала слова господина Обера, обращенные к той самой особе:
— Итак, совершеннейшая из женщин… и т. д.
Я вышла ошеломленная и в коляске не проронила ни слова.
Госпожа Герар стала рассказывать о нашем свидании маме, но та, не дослушав ее, сказала:
— Хорошо-хорошо, спасибо.
Экзамен должен был состояться через месяц после этого визита, и к нему надо было готовиться.
Мама не знала никого из театра. Крестный посоветовал мне взять «Федру», но мадемуазель де Брабанде воспротивилась этому, такой выбор несколько шокировал ее, и она отказывалась помогать мне.
Наш старинный друг господин Мейдье хотел, чтобы я работала над ролью Химены из «Сида», однако он заявил, что я чересчур сжимаю челюсти — и это было правдой, — что я недостаточно открываю рот, когда произношу о, и не раскатываю должным образом р; он подготовил для меня маленькую тетрадочку, содержание которой я привожу с точностью, так как моя бедная, любимая Герар бережно хранила все, что касалось меня; она-то и вручила мне множество документов, которые так пригодились мне теперь.
Вот что предлагал мне наш несносный друг:
«Каждое утро в течение часа на до, ре, ми делать упражнение: те, де, де — для того чтобы добиться звучности.
Перед обедом сорок раз произносить: Карл у Клары украл кораллы… — чтобы очистить р.
Перед ужином сорок раз повторять: Сти-стэ, ста-сто, сту-сты; сти-тти, стэ-ттэ, ста-тта, сто-тто, сту-тту, сты-тты — чтобы научиться не свистеть с.
Вечером, перед сном, двадцать раз сказать: ди, дэ, да, до, ду, ды; ди-ди-ди-ди-дитт, дэ-дэ-дэ-дэ-дэтт, да-да-да-да-датт; до-до-до-до-дотт, ду-ду-ду-дудутт, ды-ды-ды-ды-дытт — и двадцать раз: пи, пэ, па, по, пу, пы, пе, пя, пё, пю; пи-бби, пэ-ббэ, па-бба, по-ббо, пу-ббу, пы-ббы… Открывать пошире рот на д и складывать губы бантиком на п…»
Он с самым серьезным видом вручил эти упражнения мадемуазель де Брабанде, которая столь же серьезно требовала от меня их выполнения. Мадемуазель де Брабанде была просто очаровательна, и я любила ее, но не могла удержаться от смеха, когда, заставив меня сказать те, де, де — это бы еще куда ни шло, и Карл у Клары украл кораллы… она принималась за сти-стэ… Это было выше моих сил: вообразите себе какофонию звуков, издаваемых ее беззубым ртом, начинался такой свист, что ему отвечали воем все бездомные псы Парижа. А уж когда дело доходило до ди-ди-ди-дитт… и пи-бби… мне казалось, что моя дорогая учительница вообще теряет рассудок: прикрыв глаза, вся красная, с озабоченным видом и ощетинившимися усами, сосредоточенно растягивая губы наподобие щели в копилке или складывая их кружочком, она мурлыкала, свистела, пыжилась и пыхтела без устали…