Моя герцогиня
Шрифт:
Чивер-Читлсфорд не спешил вступать в бой; тысячу раз Элайджа наблюдал, как хитрец уступает начало разговора собеседнику. Что ж, тем лучше. Возможно, удастся спровоцировать жаркий спор, и обе стороны в запале выплеснут самые убедительные аргументы. Сам же он молча, без единого слова выслушает и точно рассчитает, когда придет время взять ситуацию под контроль.
Стиблстич, напротив, сразу бросался в пекло. Решительный джентльмен редко задумывался, прежде чем начать говорить, а потому слова почти всегда звучали оскорбительно.
—
Элайджа хранил невозмутимое, почти равнодушное спокойствие.
— Трудная проблема, как мы уже признавали, — вставил он.
— Я предложил их сжечь, — продолжал Стиблстич. — Оптимальное решение. Сжечь! — Он несколько раз яростно кивнул. — Там же нет никого, кроме закоренелых преступников. Все они представляют страшную угрозу благополучию города, как крысы… как… как крысы! — повторил он, так и не найдя иного, более убедительного сравнения.
Герцог повернулся к Чивер-Читлсфорду:
— Согласен: освобождение военных кораблей от функции плавучих тюрем — прекрасная идея.
Чивер-Читлсфорд пришел в замешательство, что случалось крайне редко. Элайджа прищурился.
— А что конкретно вы имеете в виду, произнося слово «сжечь»? — уточнил он, обращаясь к Стиблстичу.
— Именно то, что говорю: сжечь дотла, — решительно подтвердил радикально настроенный политик. — Один-единственный шаг решит все наши проблемы. Конечно, новых осужденных тоже надо будет где-нибудь размещать, но это уже следующий вопрос. Подумать только, во время мятежа в опасности оказался сам король! — Он до такой степени вытаращил глаза, что лицо едва не лопнуло.
Элайджа ощутил, как тяжело и неровно забилось сердце.
— Правильно ли я понял, что вы намерены уничтожить корабли вместе с заключенными? — Большие часы с маятником тикали громко и грузно, вторя биению сердца. Невероятно. Бесчеловечно. Из глубины души поднималась не поддающаяся контролю ярость.
Стиблстич снова заговорил о вредителях, угрожающих здоровью нации, а Элайджа посмотрел на Чивер-Читлсфорда и встретил виноватый взгляд. Значит, правительство действительно не исключало такой возможности. Гнев и презрение боролись в душе с отчаянием: глупость и жестокость в соединении с властью — страшная сила.
Огромным усилием воли удалось сохранить спокойствие, герцог заговорил сдержанно и взвешенно — тем самым тоном, которым привык объяснять безумцам ошибочность их позиции.
— Итак, вы планируете сжечь корабли?
— Совершенно верно, подтвердил Стиблстич, не скрывая удовлетворения.
— Сжечь в том самом месте, где они стоят на якоре?
— Да, и это крайне важно! Необходимо воспользоваться бунтом и преподать мятежникам урок. Ни в коем случае нельзя оставить преступление безнаказанным: королевская яхта подверглась нападению мятежников! В благородных подданных его величества стреляли! И это еще не самое страшное!
Элайджа нахмурился:
— Что же в таком случае страшнее?
— На яхте находилась герцогиня Козуэй! Бандиты ее схватили, подвергли оскорблениям, едва ли не насилию…
Чивер-Читлсфорд перебил:
— К счастью, плен продолжался недолго; супруг подоспел вовремя.
— Но негодяи столкнули герцога Козуэя в воду! — Стиблстич закричал еще пронзительнее: — Герцогу и герцогине пришлось плыть к берегу!
— Бог мой! — воскликнул Элайджа. Знала ли Джемма, что ее подруге, Исидоре пришлось против воли искупаться в Темзе?
— Восстания в плавучих тюрьмах случались и раньше, — продолжал кипятиться Стиблстич. — Но как я сказал, в этот раз бандиты зашли слишком далеко! Необходимо поставить их на место, ведь грязные руки прикоснулись к аристократу. Сразу к двум аристократам!
Чивер-Читлсфорд снова откашлялся.
— Хорошо еще, что ни герцогиня, ни сам герцог ничуть не пострадали.
— Исключительно благодаря милосердию Господа Бога, который хранит правых и невиновных, — немедленно вставил Стиблстич. Стоило ему открыть рот, как в лицо собеседникам ударял резкий запах бренди. Элайджа ощутил приступ дурноты.
— А еще благодаря силе и ловкости герцога: ведь он не испугался неравной схватки и сумел освободить жену, — восстановил справедливость Чивер-Читлсфорд.
— Если не принять меры немедленно, конца беспорядкам не будет, — упорствовал Стиблстич. — Уже ничто не помешает любому голодранцу напасть на знатную персону, осквернить голубую кровь. Нельзя допускать продолжения безобразий!
— Существует мнение, что уничтожение одного из мятежных кораблей послужит предупреждением остальным, — заявил Чивер-Читлсфорд, раскачиваясь на каблуках.
Он не был плохим человеком, однако отличался крайним прагматизмом и, должно быть, наслаждался ситуацией. Только так можно было объяснить его странное появление в особняке Бомона. В его понимании герцог являлся совестью премьер-министра Питта, поскольку оставался единственным, кто не согласился бы променять принципы на деньги или власть.
— Было бы чудовищной ошибкой сжечь людей вместе с кораблем, — веско произнес Элайджа, понимая, что истина лежит на поверхности и не нуждается в защите. — Подобное действие нарушило бы законы Господа и нашего государства.
— Законы государства принимает парламент, — возразил Стиблстич. — Вместе с королем. И порой ради всеобщего блага приходится применять сильнодействующее лекарство. Разумеется, каждый из осужденных получит последнее причастие: мы же не варвары.
Вопреки утверждению они-то как раз и были варварами. Элайджа понимал, что необходимо взывать к чувству приличия. Чивер-Читлсфорд понимал порочность решения, однако не обладал достаточной моральной силой, способной противостоять безумной агрессии.