Моя легендарная девушка

Гейл Майк

Я постарался изобразить раскаяние, хотя на самом деле на лице у меня отразилось недоумение.

— Я тоже выключаю пожарную сигнализацию! Если все дело в ней, то спроси парня из той квартиры. — Я махнул рукой через площадку. — Этот прохвост еще ни разу не отключал сирену. — Соседка была воплощением ярости. Я попробовал ее успокоить. — Мне тоже звонил в дверь какой-то сумасшедший, но я никого не жду, поэтому решил, что он ошибся.

— По-моему, я могу объяснить, — послышался голос из-за спины соседки. — Я, наверное, попала не в ту квартиру. Я позвонила в дверь этой женщины нечаянно, когда ты мне не открыл.

Я распахнул дверь пошире, чтобы поглядеть

на загадочную незнакомку. Это была Агги.

Я оглядел ее с ног до головы. На ней были черные леггинсы и что-то фиолетовое, вроде рубахи. Волосы спутаны. Выражение лица у нее было не менее решительное, чем у соседки, но она была прекрасна, как никогда.

— Входи, — устало сказал я и бросил суровый взгляд на соседку, чтобы она не подумала, что приглашение относится к ней.

Агги вошла, закрыла за собой дверь и осталась стоять на пороге. Я сел на кровать и вдруг до смешного отчетливо увидел себя со стороны. Мало того, что на мне были только семейные трусы, так это были зеленые трусы с изображением игроков в гольф — подарок моей матери. Вот в таком виде любовь всей моей жизни увидела меня после трехлетней разлуки — мешок сала в дешевом нижнем белье. Пока я натягивал футболку, Агги отвела глаза, подавленно разглядывая обстановку и не говоря ни слова.

Я закончил одеваться, посмотрел на нее и сказал:

— Привет.

Лицо Агги вдруг перекосилось от гнева, как будто она щелкнула рубильником с надписью «адски бешеная визжащая ведьма». Я испугался. Женщины, которые могут прийти в такую ярость при виде слегка растолстевшего, но в общем-то приятного парня, получают потом полгода условно, ссылаясь на временное помутнение рассудка.

— Я таааак зла, — завизжала она.

Я вздрогнул, сообразив, что она, наверное, переживает из-за того, что я наговорил ее парню по поводу команды регбистов. Я подумал, не напомнить ли ей, что я в очках, и потому прекрасно вижу ее состояние, но отказался от этой мысли.

— Тоби тебя убить хотел. Он тебя изобьет так, что мать родная не узнает. Он на тебе места живого не оставит. Он знает, что ты ненормальный. Он ждет меня внизу в машине, так что пусть твоя больная фантазия ничего такого тебе не нашептывает.

— Он адвокат? — робко спросил я.

— Да, — прошипела она.

— Он играет в регби?

— Каждые выходные.

— Ага, — сказал я.

Я чувствовал себя совсем маленьким, размером с комара — не больше. Это было, как если бы меня отчитывала мама, и даже хуже, потому что я был без штанов, а мама никогда бы не пригрозила, что ее парень меня изобьет, если бы даже он у нее и был. Одно хорошо — насколько я мог понять, парень Агги не стал в точности передавать ей мои слова, хотя она определенно услышала достаточно, чтобы получить общее представление. Мне было ужасно стыдно. В своей ярости Агги была безжалостна, она металась по комнате, осыпая меня оскорблениями и ядовитыми замечаниями, и все, что она говорила, к сожалению, было правдой. Каждое предложение начиналось с «да как ты смеешь…» Мне даже оправдываться было нечем. Я позвонил ей ни с того ни с сего, хотя у меня уже три года, как не было на это права, и опозорил ее в глазах ее парня, который мог бы избить меня до смерти, даже если ему связать за спиной руки. Это было нелепо. Я сидел, повесив голову, и принимал ее слова если и не как мужчина, то настолько близко к этому, насколько мог, — как забитый и несчастный подросток.

Когда мне показалось, что она иссякла, я поднял глаза, но, к своему разочарованию, обнаружил, что она еще не закончила.

— Если ты еще

хоть раз попытаешься мне позвонить, написать или начнешь посылать негативные мозговые сигналы, я пойду в полицию, понял, подонок? И не думай, что я этого не сделаю!

Она развернулась и открыла дверь, даже не взглянув на меня. «Вот и все, здравствуй и прощай. Но я ведь заслуживаю большего?» Уж лучше было слушать, как она орет на меня в моей же собственной квартире, чем жить с мыслью, что в ту самую секунду, как она выйдет из комнаты, всякая память обо мне исчезнет из ее головы — она просто все забудет. И хорошее, и плохое. Это было невозможно представить, потому что если я не существую даже в ее голове, значит — меня вообще нет.

— А как насчет тебя и Саймона, — промямлил я почти неразборчиво.

Она обернулась в дверях с непонимающим выражением лица.

— Что?

Я покашлял и принялся разглядывать свои ступни. У меня на пятке была бородавка размером с пятипенсовик, я ее раньше и не замечал. Не поднимая глаз, я повторил вопрос.

— Я сказал, как насчет тебя и Саймона?

Она аккуратно закрыла дверь, подошла ко мне и села рядом на кровать.

— Так он тебе сказал?

Я кивнул.

— Когда он тебе это сказал?

— Вчера.

— Почему он тебе это сказал?

— Потому что влюбился.

Глаза Агги медленно наполнились слезами, хотя она и старалась их сдержать. Я смотрел, как слезинки катятся вдоль ее идеального носа, на ее идеальные губы и капают с ее идеального подбородка. Я не хотел, чтобы она плакала. В эти выходные плакали все подряд.

— Я не хотела сделать тебе больно, Вилл.

— Но сделала.

— Так получилось. Я разозлилась, что тебя не было.

Я с трудом сглотнул.

— И поэтому переспала с моим лучшим другом.

— Это был только секс. Я его не любила. Это случилось только один раз.

— А это имеет значение?

Теперь она опустила глаза и разглядывала свои колени.

— Нет. Наверное, нет. По крайней мере, для тебя.

Я отодвинулся от нее. Меня начала бить дрожь, как будто из-за того, что я находился так близко от нее, со мной могло произойти что-то непоправимое. Вот она сидит в моей комнате и напоминает о предательстве, которое, хоть и произошло много лет назад, так свежо в моей памяти, как будто оно случилось вчера — в каком-то смысле так и было.

— Я обожал тебя с первой нашей встречи. Я боготворил тебя. Мне ничего не было нужно, кроме тебя. Что же я сделал не так?

Она расплакалась. Я обнял ее за плечи. Ощущение было точь-в-точь как раньше. Ничто не изменилось. Как будто мы перенеслись в прошлое — все казалось нереальным. Я попытался вытереть ей слезы, но она все плакала и плакала, уткнувшись мне в шею, так что ворот моей футболки намок. Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза.

— Прости меня, Вилл. Мне очень жаль.

Я ничего не сказал. Я не пытался казаться мучеником, просто мне нечего было сказать. Она выглядела такой несчастной, глаза у нее покраснели и опухли. Мне хотелось только одного — все исправить.

— Ты же меня знаешь. Я никогда ни о чем не жалею, — сказала она. — И не вздумай вообразить, что я жалею о том, что порвала с тобой. Никоим образом. С нами все было кончено. У нас не было будущего. Но если бы я могла повернуть время вспять, я никогда бы не сделала того, что сделала тогда. Я и без твоих слов знаю, что ты меня любил. И всегда знала. Все три года ты был мне самым близким человеком, Вилл. Я никогда не смогла бы отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал. Я не знаю…