Моя любимая жена
Шрифт:
— А что у нас здесь? — тоном Санта-Клауса спросил Билл, указывая на принесенные мешки.
— Подарки! — радостно выкрикнула Холли.
Билл выложил на тумбочку большую коробку шоколадных конфет, украшенную панорамой пудунских небоскребов. Из другого мешка он достал портативный DVD-плеер и несколько коробок с дисками. Все это он купил в беспошлинном магазине пудунского аэропорта.
— Все, что ты любишь, папа, — все тем же фальшиво-веселым голосом продолжал Билл. — Шоколадное ассорти с ликером и ковбойские фильмы. — Не зная, что говорить дальше, Билл принялся раскладывать диски. — Кажется, я ничего не забыл… «Дикая банда»… «Шейн»… «Человек, который застрелил Либерти Вэланса»… «Настоящее мужество»… «Ровно в полдень»… [69]
69
«Дикая
Старик взглянул на конфеты.
— Гэри Купер [70] и Берти Бассетт, [71] — хриплым, совершенно непривычным для Билла голосом произнес он. — Разве можно желать большего? — Да, прежний отцовский голос исчез навсегда. Холден-старший повернулся к медсестре. — Это мой сын. Юрист высокого ранга. Работает в солидной фирме.
Медсестра одарила Билла широкой белозубой улыбкой.
— Вашего отца постоянно навещают, — сказала филиппинка и добавила уже громче, словно оба Холдена плохо слышали: — Мистер Холден очень популярен.
70
Гэри Купер (1901–1961) — популярный американский киноактер, снявшийся более чем в ста фильмах (преимущественно вестернах).
71
Берти Бассетт — шоколадная фигурка, своеобразный талисман кондитерской фабрики «Bassett & Co. Ltd», ныне входящей в консорциум «Cadbury».
В больничной палате эта фраза звучала нелепо. Вероятно, медсестра позаимствовала ее из какой-то телепередачи.
— Просто они меня плохо знают, — усмехнулся старик и подмигнул ей.
Было видно, что медсестра — добрая и заботливая девушка. Тем не менее ее тон чем-то задел Билла. К доброте примешивалась снисходительность. Ему стало противно: значит, стоит оказаться в этой палате, и тебя уже отделяют от всего остального мира.
Бекка и Холли присели на краешек кровати. Внучка тут же принялась рассказывать деду о своих занятиях танцами. Бекка и старик улыбались, слушая невинную детскую болтовню. Билл мучительно искал себе занятие. Увидев, что принесенные отцу цветы завяли, он осторожно вынул их из вазы и запихнул в опустевшие мешки. Он сказал, что вынесет мусор и попросит, чтобы отцу сделали чай.
Когда он вернулся, то увидел в палате новых посетителей — пожилую супружескую пару, соседей отца. Вероятно, по дороге сюда они заезжали на заправку, поскольку в палате ощутимо пахло бензином. Разговор, как всегда в подобных случаях, вертелся вокруг повседневных пустяков. Сосед добродушно подшучивал над отцом, говоря, что на него, наверное, заглядываются все хорошенькие сиделки и медсестрички.
Возможно, причиной стали бензиновые «ароматы». А возможно — очередной приступ удушья. Холден-старший потянулся к пластиковой маске. Соседи молча смотрели, как он привычным движением поворачивает вентиль и чистый кислород помогает его изношенным легким дышать.
— По-моему, кто-то еще в такси просился в туалет, — сказала Бекка, чтобы увести дочь от тяжкого для детских глаз зрелища.
Когда обе вернулись, маска лежала на своем
Медсестра сказала правду: к отцу Билла часто приходили. После супружеской пары явились другие соседи. Они принесли Холдену-старшему виноград. Тесная палата с трудом вмещала всех посетителей. А Билл-то думал, что его старик лежит в одиночестве. Ничего подобного! Многие искренне любили этого человека, невзирая на его тяжелый характер, и не оставили его умирать одного.
Когда умерла мать Билла, их семья стала совсем маленькой. И в этой маленькой семье он рос, взрослел, а потом ушел, чтобы построить собственную. Да и была ли у них с отцом семья? Исчезло связующее звено — женщина. Жена. Мать.
Но у отца оставались родственники. У его родителей была большая семья, и несколько братьев здравствовали до сих пор. Все они навещали Холдена-старшего. Приходили вдовы тех братьев, что уже покинули мир земной. Билл даже не предполагал, что столько людей любят его ворчливого, упрямого старика таким, какой он есть. И эта любовь отнюдь не обусловливалась кровным родством. Билл радовался за отца, одновременно испытывая жгучую, пронзительную грусть. Почему родственники, друзья, соседи, давние сослуживцы почти не заглядывали к нему домой? Почему только эта палата в отделении для раковых больных стала местом выражения их любви к его отцу?
В самолете Билла крепко зацепил вопрос: а кто бы оказался у его постели, случись с ним такое? Нет, вовсе не мысли об умирающем одиноком старике мешали ему уснуть в мягком самолетном кресле. Билл вдруг впервые понял, что через какое-то время — пусть и весьма отдаленное — та же участь ожидает и его.
Холли устало ерзала на краю дедовской койки. Как здорово было вначале! Дед слушал только ее. И зачем все эти люди пришли сюда? Бекка сказала свекру, что ей с дочерью пора домой. Они обе поцеловали Холдена-старшего. Билл вышел их проводить.
За стеклянными дверьми, на улице, какой-то старик в полосатой больничной пижаме курил сигарету. Билл обнял жену и дочь.
— Ты устал с дороги, — вздохнула Бекка. — Едем домой, Билл.
Но куда домой? Свой дом они сдали семье нью-йоркского юриста. Отец Бекки чувствовал себя лучше, и теперь она тоже жила у сестры.
— Я не могу его оставить, Бекки, — признался Билл.
Жена не стала спорить. Билл поцеловал ее и Холли и вернулся в отцовскую палату. За это время там сменились посетители. Кое-кого из них он знал, однако очень давно не видел. Были и совсем незнакомые ему люди. Холден-старший оживился, знакомя их с сыном. Билл стойко выдерживал рукопожатия, поцелуи в щеку и вежливые, ничего не значащие фразы.
Постепенно все посетители разошлись. Час был уже поздний, и Билл подумал, что и его тоже попросят из палаты. Но на раковом отделении действовали иные правила. Еще одно напоминание о неизбежном. По словам врача, старику оставалось жить несколько недель. Сколько именно — никто не знал. Билл подозревал, что каждый день Холдена-старшего может стать последним.
На дежурство заступила другая медсестра, молодая чешка. Когда она поправляла постель, у старика вновь начался приступ удушья. Женщина быстро надела ему маску и открыла кислород. Холден-старший взглянул на Билла, потом закрыл глаза. Билл понимал: отцу страшно. Это удивило его: он не помнил, чтобы отец чего-либо боялся. Но сейчас…
Нечему тут удивляться; кто бы сейчас не боялся, оказавшись на месте Холдена-старшего?
— А симпатичный у меня парень, правда? — спросил старик, когда санитарка сняла пластиковую маску.
Билл впервые слышал, как отец хвалится им перед другими людьми. В этом было что-то нелепое и даже фальшивое.
Санитарка подоткнула ему простыни. Внизу лежала прорезиненная клеенка. Точно такую же клали в кроватку Холли, когда дочь была совсем маленькой.
— Я потом приду и помою вашего отца, — сказала санитарка.