Моя любимая жена
Шрифт:
— Да, — вздохнул Шейн, глядя на жену со смешанным чувством горечи и восхищения. — Это часть ее жизни.
Он похлопал Билла по плечу, избегая смотреть другу в глаза.
— Давно мы с вами не виделись, — усмехнулась Элис. — Как дела в «Баттерфилд»?
— Думаю, лучше, чем у вас, — не слишком учтиво ответил Билл.
Он регулярно просматривал интернет-версию ее газеты, надеясь увидеть статью о трагедии на фабрике «Хэппи траусерз». Статьи не было. Ему не встречалось вообще никаких материалов, написанных Элис Грин.
— Это вы в точку попали, — печально рассмеялась журналистка.
Билл только сейчас обратил внимание, что прежняя, насмешливая и самоуверенная, Элис куда-то исчезла. Перед ним сидела растерянная и даже неухоженная женщина. Биллу стало ее искренне жаль.
— Моя газета впала в ступор, — сказала Элис. — Запасы благородного негодования иссякли. Сколько можно писать о захвате земель, промышленном загрязнении окружающей среды или о зачуханных фабричных рабочих, которые валятся замертво от усталости?
Она уставилась в свой бокал, будто ответ находился там.
— Я тогда в Шэньчжэне собрала материал и написала статью. Редактор пробежал ее по диагонали и скривился. Это уже не удивляет. Понимаете? Это стало привычным, как снимки голодающих детей из африканских стран или сообщение об очередном взрыве бомбы в каком-нибудь ближневосточном городе. Это уже видели, слышали, читали… Все это проело плешь читателям. Помните, что я вам сказала, когда Бекка нашла младенца в мусорном контейнере?
Билл кивнул. Он не забыл ее слова: «Такое в Шанхае не считается сенсацией».
— Теперь нужны журналисты, способные рассказывать о чудесах. Редакторам нужны чудеса. Бурно развивающийся Китай. Динамичный Шанхай. Не жалейте слов, рассказывая миру, что Пекин становится похожим на Вашингтон, а Шанхай превращается во второй Нью-Йорк. Вот эта оптимистичная трескотня пойдет на ура. Позитивное, жизнеутверждающее дерьмо!
Элис качнула бокалом, шутовски салютуя не то бурно развивающемуся Китаю, не то динамичному Шанхаю.
Вернулся бармен, неся три порции капучино.
— А где черный кофе? — спросил Билл. — Я заказывал черный.
— Только капучино, — сокрушенно вздохнул бармен. — Черный кофе кончился.
В каждой чашке поверх пенки лежало шоколадное сердечко.
— Вы выиграли, — сказала Элис. — Ваш жребий выпал. Поздравляю.
— Мой жребий? — удивился Билл, глядя, как Нэнси осторожно расталкивает Росалиту.
Свою чашку он отставил в сторону.
— Они — не мой жребий, — упрямо произнес он, сам не зная, что именно означают «они».
Но Элис не услышала его возражений.
— Мне вообще надо было бы родиться раньше. — Она махнула бармену, заказывая новую порцию выпивки. — Жаль, что меня тогда не было на площади Тяньаньмэнь. — Она прищурилась, в упор глядя на Билла. — Тогда, четвертого июня тысяча девятьсот восемьдесят седьмого. [62] Оттуда все и началось. Алчность. Коррупция. Корень отравы — там.
Нэнси посмотрела на Элис в упор. Та рассеянно разглядывала принесенную выпивку, а проснувшаяся Росалита вяло потягивала капучино, пачкая губы растаявшим шоколадом.
62
События, упомянутые Элис, на самом деле произошли двумя годами позже. В течение апреля и мая 1989 г. на пекинской площади Тяньаньмэнь шли нескончаемые митинги. Требования митингующих были самые разные. Некоторые призывали покончить с коррупцией государственных чиновников и сделать китайское общество более открытым. Рабочие государственных предприятий, наоборот, считали, что реформы Дэн Сяопина зашли слишком далеко и могут обернуться массовой безработицей. Поначалу власти призывали митингующих разойтись, но потом правительство ввело на площадь танки.
— Думаете, это просто совпадение, что приказ ввести танки отдал создатель китайского «экономического чуда»? — спросила Элис, тыча пальцем в сторону Билла. — Думаете, «дорогой вождь, уважаемый товарищ Дэн Сяопин» по чистой случайности ответствен за тогдашнее побоище на Тяньаньмэнь? Никаких случайностей и никакого совпадения! Все население Китая, от мала до велика, получило недвусмысленное послание: «Поддержите нас, и мы сделаем вас богатыми, а если вздумаете сопротивляться, мы раздавим вас танками». — Элис снова приложилась к бокалу и резко тряхнула головой. — Чертовски жаль, что меня там не было.
— Да, жаль, что вы не находились где-то поблизости, — вдруг вступила Нэнси.
Все повернулись к ней: Элис, Билл и даже Росалита, не успевшая протрезветь.
В устах Нэнси эта идиома [63] звучала так, словно китаянка выудила ее из какого-то лингвистического пособия Берлица. [64]
— Тогдашнюю бойню вы пропустили, — учтиво улыбаясь, продолжала Нэнси. — Зато вы обязательно поспеете к следующей.
Покинув бар, Билл отправился не домой, а в район Бунда. Он шел, огибая группы туристов, глазеющих на вечерние огни, уворачивался от попрошаек с детьми, пытавшихся ухватить его за одежду. Ему встречались подвыпившие бизнесмены и трезвые официантки баров, закончившие работу. Были и молодые, модно одетые китайцы и китаянки, которые никуда не спешили, а просто прогуливались. За эти месяцы их стало заметно больше. Они явно считали Бунд своим.
63
В оригинале stick around, что также означает «болтаться без дела», «слоняться».
64
Чарльз Берлиц (1914–2003) — американский лингвист, автор многочисленных пособий по английскому языку.
Билл договорился встретиться с Цзинь-Цзинь в баре отеля «Мир». Только сейчас, сидя с бутылкой «Чинтао» и слушая «I'll Be Seeing You», [65] он вдруг понял, что избрал неподходящее место для встречи.
О чем он думал, приглашая Цзинь-Цзинь сюда? Этот бар — замечательное место, куда принято приходить с женами. Многие считали шестерку нестареющих китайских джазменов неприступными мэтрами, которые сами выбирали, что им играть. И ошибались. Музыканты охотно играли на заказ. Просто потрясающе: они, эта живая легенда, играют твою любимую мелодию, а ты сидишь и балдеешь от удовольствия. Но для тех, кто не хотел оказаться в щекотливом положении, бар был неподходящим местом.
65
Песня из бродвейского мюзикла «Right This Way», написанного в 1938 г. Композитор — Сэмми Фейн, автор слов — Ирвинг Кахэл.
Как всегда, здесь хватало туристов, однако Билл опасался не их. Он боялся встретить кого-нибудь из знакомых, а такая вероятность была весьма велика. Все западные компании, имевшие филиалы в Шанхае, непременно водили своих клиентов и деловых гостей в бар отеля «Мир». Такой же ритуал, как посещение знаменитого чайного домика в саду Юй-Юань. Сегодняшний лондонский гость — важная шишка. Как-никак старший партнер. Там, в баре на восьмидесятом этаже, он открыто зевал, выказывая все признаки сбоя часовых поясов. Но где гарантия, что Девлин и Тесса не поволокут его сюда, обещая показать «настоящий Шанхай»?