Моя опасная леди
Шрифт:
— А зачем? — спросила Галина Сергеевна.
— Думаю, что про цветок полковник следователю ничего не говорил, а это единственная улика против военкома. Валерий говорил, что на Катиной коробке обнаружены чьи-то пальчики, а мне кажется, что это пальчики полковника. Леонид Андреевич рассчитал довольно верно: кому придет в голову обращать внимание на цветы? К тому же, по его расчетам, Катя не должна была выжить.
— А нам что теперь делать? — спросила Лера.
— Пока не знаю, — задумчиво протянула я, — давайте дождемся Гурьева. А пока попробуем поработать.
Зазвонил телефон, Валерия подняла трубку и при первых же услышанных словах подтянулась, затем через несколько секунд ответила: «Конечно, Евгений Иванович», повернулась ко мне и сказала:
— Ирина, вас вызывает шеф.
— А что ему надо, он не сказал?
— Нет, только велел отправить вас к нему как можно быстрее.
— Вы случайно ничего не знаете? — спросила я у Галины Сергеевны. — По какому поводу я потребовалась шефу?
— Сама теряюсь в догадках, — пожала та плечами.
— Ладно, пойду, — вздохнула я. — Что бы там ни было, а медлить, когда начальство вызывает, не стоит.
Евгений Иванович встретил меня в крайне раздраженном состоянии и даже на мое вежливое приветствие только кивнул.
— Ирина Анатольевна, — начал он тоном, не предвещавшим ничего хорошего, — напомните, какую вы у нас ведете передачу?
— «Женское счастье», — ответила я.
— Да? — ехидно уточнил шеф. — А я уж грешным делом подумал, что меня память подводит и я успел забыть о том, что перевел вас в отдел криминальной хроники. Это что за самоуправство, я вас спрашиваю?
— А в чем дело, Евгений Иванович? Не понимаю… — Я уже начала догадываться о причине начальственного гнева.
— Ах, не понимаете? Так я вам сейчас объясню! Скажите, любезная вы моя, кто вам дал право врываться в кабинет полковника Семиреченко и устраивать ему форменный допрос? Вы считаете, что мне очень нужна ссора с военкомом накануне Дня защитника Отечества? Или думаете, что такое поведение является хорошей рекламой для вас лично?
— Евгений Иванович! — попыталась я вклиниться в поток обвинений. — Все было не так!..
— Молчите, Лебедева! И слушайте меня внимательно: если вы не прекратите эту дурацкую деятельность и не начнете заниматься своими прямыми обязанностями, я вас уволю. И не посмотрю на то, что у вашей программы такой высокий рейтинг. Имейте в виду, что сегодня вы отделались предупреждением только потому, что ваша прошлая передача была сделана на очень высоком уровне. И больше никакого самоуправства, понятно? Начинайте готовить передачу к Восьмому марта, в эту пятницу пойдет повтор, сдайте московские материалы. То-то я удивлялся, что москвичи их бесплатно отдали! Просто ни один здравомыслящий человек не стал бы выпускать в эфир такие кадры.
— Но почему, Евгений Иванович? — Я просто не смогла промолчать.
— И это вы у меня спрашиваете? Ирина Анатольевна, где ваш профессионализм? Неужели не понятно, что подобные кадры вызовут широчайший отклик, а потом всплывет на свет божий то, что героиня — психопатка, неизвестно какими путями пролезшая в армию? Короче, о Гориной я больше слышать не желаю. Вы все поняли?
— Да, — ответила я, опустив голову.
— Тогда идите работать, я вас больше не задерживаю. А мне пришлите Старовойтова, как только он объявится. Я с ним должен побеседовать.
Сложно описать, что творилось в моей душе, когда я возвращалась в кабинет. Обида, возмущение, разочарование, гнев — целый котел отрицательных эмоций клокотал и бурлил, практически лишая меня способности здраво соображать.
— Ирина, — окликнул меня поднимавшийся по лестнице Гурьев, — ты откуда такая убитая?
— От шефа, — отозвалась я сквозь стиснутые зубы. — Радуйся, что он не тебя вызывал.
— А в чем дело?
— Вооруженные силы нанесли ответный удар, который пришелся точно по мне. Так что я теперь практически вне игры: придется вести себя тише воды, ниже травы.
— Ничего не скажешь, оперативно полковник сработал, — покивал Валерка. — Ну ты не очень переживай, у меня-то пока руки развязаны!
— Для меня это слабое утешение, — кисло сказала я. — Самое ведь обидное в том, что теперь я точно знаю, кто отравил Катю.
— И кто же? — скептически спросил Валера.
— Полковник, кто же еще.
— А как ты пришла к такому выводу?
— С Пашкой поговорила. Он рассказал подробно про тот вечер. Ну и выяснилось, что Семиреченко сегодня мне врал как сивый мерин. Он с Катей был в четверг любезным, обещал все уладить к понедельнику и подарил орхидею. Катя все это Пашке сама рассказала. Соображаешь, чьи пальчики ты на коробке обнаружил?
— Чего уж тут не сообразить, — помрачнел Гурьев. — Черт, рановато мы к нему поехали! Надо было Пашку дождаться! Тогда бы ты по-другому свой разговор с полковником построила. И все было бы чисто-гладко. Да и отпечатки его смогла бы раздобыть, чтобы мы сличили. Тьфу, так бездарно проколоться! Позор на мою седую голову!
— Ладно, Валера, чего уж теперь убиваться? — попыталась я его успокоить.
— Ирина, ты сама не понимаешь, какую возможность мы упустили! Если бы получилось добыть отпечатки пальцев полковника и сравнить их, тогда со всеми имеющимися материалами я бы легко через своих знакомых добился передачи дела другому следователю, и тогда все бы сложилось совсем по-другому. А так одно безобразие получилось — и тебя подставил, и полковник почувствовал что-то неладное.
— Не переживай, Валерка, мы еще повоюем! Я все равно этого так не оставлю, хотя теперь будет гораздо труднее. Мне сейчас бежать нужно, сам понимаешь, да и шеф велел Пашку к нему прислать… — Тут мне в голову пришла довольно интересная мысль: — Слушай, Гурьев, а ведь еще не все потеряно! Ты понимаешь, что этих самых орхидей было как минимум двенадцать, вернее, одиннадцать, так как одна досталась мне…
— Хм, — задумался Валерка, — понимаю, к чему ты клонишь: должны быть еще жертвы, так?