Моя подруга – месть
Шрифт:
Рэнд покачал головой и повернулся к Салеху:
– Ну, с меня хватит. Понял? Придурок, все готов погубить? Отдай оружие и вали отсюда.
Салех прижал к груди автомат, но под взглядом Рэнда понурился и сунул оружие стволом вперед Рэнду в руку.
– Уходи. Скажи у ворот Алиму, что я тебя отпустил. Он заплатит.
– Рэнд, ты что? – все еще не веря, пробормотал Салех. И тут же закричал, словно вмиг с ума сошел: – Почему одним все, а другим – ничего? Почему этот жеребец Шафир развлекается день и ночь, и другие тоже, а я только и знаю: Салех – туда, Салех – сюда, и по зубам, и по морде! Теперь ты меня гонишь, а ведь обещал, что дашь девчонку мне первому.
– Девушка с такими достоинствами может рассчитывать на нечто лучшее, чем ты, козел, – сказал Рэнд по-русски. Потом пошарил в кармане и протянул Салеху стодолларовую купюру.
– По-шел, – сказал он негромко.
Салех, схватив бумажку, пулей вылетел за дверь. Однако на пороге обернулся, и Марьяна вздрогнула, перехватив его взгляд.
Марьяна рванулась так, что Рэнд невольно выпустил ее руку, и отскочила под защиту стола. Баррикада не Бог весть, но хоть что-то. Она не пыталась защититься: понимала, что это бесполезно. Вдобавок, даже окажись у нее оружие, довольно просто заставить ее поднять руки и сдаться. Достаточно пригрозить расправой с Санькой.
Но что хочет от нее Рэнд? Чего он еще не знает?! Виктор убит, Азиз пляшет под его дудку, Григорий в плену. Впрочем, что ему Григорий? Может быть, дело в Борисе? Может, Рэнд не пропустил тех странных взглядов, которыми обменивались Марьяна с Бобом? И сейчас спросит: что все это означает?
Ладно, это полбеды. А вот если он поинтересуется, куда Марьяна посылала Бориса и что означают эти изуродованные страницы под номером 9, 12 и 97 в книге «Тайна пирамиды Хеопса»?
О Господи, безусловно, все это было глупостью, заранее обреченной на провал. Вот и…
Она затравленно глядела на Рэнда, который стоял перед ней, по обыкновению, голый по пояс, в шортах, с голыми ногами. И Марьяну вдруг затрясло от отвращения к этому холеному волосатому телу, к этим веснушчатым ручищам, к мерно вздымающейся груди с тускло-розовыми пупырчатыми сосками.
Желтые глаза Рэнда вспыхнули яростью, он вытащил Марьяну из-за стола и с силой швырнул в кресло.
– Не нравлюсь я – придут другие! – прошипел он. – Мне надоело нянчиться с тобой!
Как ни была перепугана Марьяна, она не могла не отметить этого невольного каламбура: ему надоело нянчиться с нянькой. Сознание ее как бы умерло от страха, но что-то щелкало в голове – похоже было, будто некий датчик реагирует на смысл крика Рэнда.
– Ты, кажется, забыла, что время идет, до восьми остались считанные часы? – грубо выкручивая ей кисть и, похоже, не отдавая себе в этом отчета, проговорил Рэнд. – Или ты по-хорошему говоришь мне, где проводит время твой хозяин, или я отведу тебя к моим парням.
Она вскрикнула – показалось, что Рэнд сломал руку! И только этот приступ резкой боли не дал возмущенно заорать: «Да ведь ты уже видел его мертвым, чего тебе еще нужно?!»
Рэнд отпустил руку, словно опомнившись. Марьяна прижала ее к груди, баюкая, как маленькая девочка – куклу, а сама смотрела, смотрела на него остановившимися, полными слез глазами, не постигая правил дьявольской игры, которую пытался навязать ей Рэнд.
Что это, суматошно толклись в голове мысли, проверка? Рэнд подозревает, что она все-таки заметила незапертую дверь и… и что? Выглянула в окошко в самый неподходящий миг?
А если так, то интересно знать, какую он приготовил участь для Марьяны, оказавшейся полной идиоткой и признавшейся в этом?
Нет. Она не видела ничего – значит, ничего не знает.
– Я не знаю, не знаю! – прошептала сквозь слезы. – Надя знала, но ведь…
– Я, правда, не слышу, что ты там бормочешь, но готов пари держать: не знаю ничего! – передразнил Рэнд жалобным голоском. – Не так ли?
Марьяна кивнула.
– Ну что же! – пожал он плечами. – Как говорится, втащил осла на минарет – так теперь научи его кричать: «Аллах акбар!» Что применительно к русскому менталитету может означать: назвался груздем – полезай в кузов. Я уже слишком далеко зашел, чтобы все прекратить, а поэтому, как бы мне ни хотелось оставить тебя в покое, я просто не могу этого сделать. Поняла?
Марьяна почему-то опять кивнула.
– А раз так – пошли.
…Сад оказался велик и, очевидно, стар: деревья смыкались кронами, под ними вздымались огромные кусты роз. Было влажно, душно, и чем дальше тащил Рэнд Марьяну, тем уже становилась тропинка, тем ниже нависали кроны, тем большая сырость воцарялась вокруг. Постепенно аромат роз угас. Воздух застаивался здесь, как в старом погребе. Сбоку тускло блеснула вода, и Рэнд свернул к бассейну. Деревья с темно-зеленой глянцевитой листвой вздымались прямо из водоема, берега были не бетонированными, а выложенными камнем.
Рэнд остановился, прислушался – и поднял руку, словно призывая Марьяну к тишине. Впрочем, и без того было достаточно тихо. Ни ветерка – листва не шелохнется, слышен только странный гортанный звук, напоминающий кваканье старой лягушки.
– Смотри, – шепнул Рэнд, наклоняясь к воде и подтягивая Марьяну поближе.
Зашипев от боли, она опустилась на колени и уставилась на черную неподвижную воду… И резко, с криком отпрянула, когда глянцевитая поверхность вдруг с шумом разошлась и из нее, словно прямиком из преисподней, высунулась шишковатая голова чудовища. Приоткрылась пасть… Марьяна зажмурилась.
– Да брось! – укоризненно проговорил Рэнд. – Это же совсем ребенок. Вроде нашего инфанта. Глупенький несмышленыш, иначе бы не попался сюда в числе трех или четырех других. Я, конечно, их не очень хорошо отличаю, но среди них есть и мой. Я собственноручно ставил на него наживку. Это, знаешь ли, штука вроде русского перемета, только наживка, конечно, побольше. Курица, например. Крокодилы, как и акулы, хватают все подряд, все, что трепыхается, и поэтому поймать их на крючок сравнительно легко. Мой приятель – тот, что владеет этим участком и виллой, – приучил меня к такой охоте. Он обожает бифштексы из крокодильего мяса.
Словно разгневавшись, крокодил звучно щелкнул челюстями. Из воды тотчас высунулась еще одна длинная голова, потом другая…
Марьяну затрясло, а Рэнд, похоже, наслаждался охватившим ее ужасом и все ниже пригибался к воде, увлекая ее за собой.
– Один, два, три… – считал он, тыча пальцем, как школьник на уроке. – А где же еще один? Неужели его уже скушали? На мой взгляд, мясо жестковато, вроде старой говядины, однако некоторым очень нравится. Чем крокодил моложе, тем, естественно, мясо нежнее. Правда, в пищу идет только хвост, поэтому от громадной туши набирается от силы килограммов двадцать, а из этих детенышей – гораздо меньше. Эй, эй! – Рэнд посвистел, и головы тварей, точно по команде, обратились к нему. – Видишь, они уже привыкли, что свист – это пища! – обрадовался Рэнд.