Моя прекрасная убийца [Сборник]
Шрифт:
— Уж не машина ли это твоей матери? — спросила я.
— Ну ты и скажешь! — Леонард развеселился от такого предположения, но потом стал приглядываться к машине с удивлением.
Мы вышли. Я первая подошла к дверям и повернула ручку. Двери были на запоре. Я постучала.
— У тебя что, нет ключа? — осведомился Леонард.
— Нет. А у тебя есть?
— И у меня нет. Я не имею привычки таскать с собой ключи от чужих дверей.
Когда дверь открылась, я многозначительно поглядела на него. Потому
— Кто здесь? А, это вы.
— Где дядя Шелдон? — спросила я.
— Мама! Дорогая мама! С возвращением в домашнее гнездо! — с чувством произнес Леонард и ухмыльнулся.
— Лежит в постели, — ответила она мне, но, казалось, это было сказано Леонарду. — Он болен. Все это дело подорвало его здоровье.
— Вы не хотите нас впустить? — спросила я.
Она поколебалась и посторонилась, освобождая проход.
— Он тут был совсем один. Позвонил мне и сказал, что плохо себя чувствует. Что мне оставалось делать? Я приехала.
Я включила свет, и мрачная тьма отступила. Прошло всего несколько дней, как умерла тетя Лотус, а дом сразу потерял ухоженный вид. Сейчас это было особенно заметно — горничная Эмили еще не вернулась. Чисто машинально я нагнулась и подняла разбросанные по полу рядом с креслом газеты.
— Он в своей комнате?
— Да, он спит. Не мешайте ему.
Она, казалось, собиралась преградить мне путь.
— Я хотела бы только взглянуть на него.
Я обошла ее и услышала, как за моей спиной Леонард говорит:
— Что, опять чувствуешь себя на коне? На твоем месте я не был бы столь самоуверенным.
Я тихо открыла дверь в спальню дяди Шелдона. В комнате было темно, и я включила настольную лампу. Он лежал в постели и храпел, раскрыв рот. Когда я зажгла свет, храп прекратился, а его ресницы дрогнули. Я поспешила выключить лампу, вышла на цыпочках и закрыла дверь.
— Что, разыгралась язва? — спросила я, снова очутившись в гостиной.
— Разумеется, язва. Что же еще? — саркастически сказала миссис Кон.
— Вызывали врача?
— В этом нет необходимости. Я и без того знаю, как его лечить. Мне достаточно часто приходилось заботиться о нем.
— Что ж, прекрасно. Но теперь вы можете идти. — Я сняла пальто. — С ним останусь я.
Она воинственно посмотрела на меня.
— А чем вы ему сможете помочь?
Леонард хихикнул. Я с упреком посмотрела на него.
— Ему нужно, чтобы кто-то с ним был. Лучше буду я, чем вообще никто.
Леонард продолжал хихикать.
— Ты сильно разочаровываешь мою мать. Она очень хотела бы сыграть роль мученицы. Кроме того, как это будет выглядеть со стороны — юная девушка одна в доме с пожилым мужчиной?
— У тебя грязная фантазия, Леонард. Пойду на кухню и приготовлю чай.
Я вовсе не собиралась ссориться с ними и уж совсем было скрылась из поля их зрения, когда услышала голос Гертруды:
— Что ей от него надо? Что этой девице надо от Шелдона?
— Ну-ну, мама. — Голос Леонарда звучал просто издевательски. — Будто ты не знаешь. Того же, что было надо ее тетушке, — денег.
16
На Бренде было новое пальто в бело-розово-голубую клетку.
— Ты очень мило выглядишь, — сказал Кнут, когда они выходили из ее дома.
— Благодарю.
Казалось, она была какой-то подавленной. Может быть, уже жалела, что собралась за него замуж?
Он вдруг почувствовал, как в нем растет непонятный гнев, и поспешил сказать ей:
— Знаешь, я никому ни словом не обмолвился.
Бренда остановилась на лестнице и посмотрела на него.
— Ты еще можешь передумать, — добавил он, с трудом заставляя себя произнести это.
— Я уже сказала тебе, что чувствую, — ответила она серьезно. — Но ты тоже можешь еще передумать.
— Я не поэтому ничего никому не сказал.
— Действительно не поэтому?
— Нет. Просто не могу решить, как сообщу родителям. Что лучше — позвонить или написать?
Она опустила глаза.
— Я тоже еще ничего не сообщила отцу.
Кнут кашлянул в нерешительности.
— Некоторые из моих сослуживцев придут на крестины. Скажем им?
По ее лицу скользнула улыбка.
— А что, недурная идея!
Он облегченно вздохнул, взял ее под руку и повел к машине.
Семья Паркса жила на первом этаже дома по Бойл-стон-стрит, сразу за музеем. Дверь квартиры была открыта. Гул голосов оттуда слышался даже с улицы.
Пинки Пинкертон и его жена Гэйл стояли у самых дверей. Гэйл почти не изменилась с тех давних пор, когда служила в полиции, а Кнут был беззаветно влюблен в нее. С тех пор они не виделись, и Кнут даже растерялся. Он думал, что Гэйл постареет сильнее, став матерью двоих детей.
— Как приятно снова вас увидеть, Кнут, — сказала она радостно и протянула руку.
— Мне тоже. Вы замечательно выглядите.
— Привет, Кнут.
Пинки держал в руке бокал с жидкостью странного цвета, судя по всему с пуншем.
— Бренда Пардье, — представил Кнут. — Пинки и Гэйл Пинкертон. Мы с Пинки вместе работаем.
— Кнут, я очень рад, что вы смогли прийти.
Паркс протолкался через толпу гостей и пожал Кнуту руку.
Его детское лицо раскраснелось от волнения.
— Барри, это моя невеста, Бренда Пардье.
Кнуту показалось, что вдруг стало очень тихо.
— Ваша невеста? — удивленно спросила Гэйл Пинкертон.
— О! Прекрасно! Предчувствую славный мальчишник перед свадьбой.
Пинки схватил руку Кнута и потряс ее.