Моя судьба. История Любви
Шрифт:
Композиторы у меня были чудесные: Поль Мориа, Мишель Легран, Эннио Морриконе (я часто встречалась с ним в Италии), ФрансисЛей…
11 осветительных мачт расположено вокруг площади, где займут свои места 3 000 привилегированных зрителей: это официальные лица и те, кто пожертвовал 250 000 000 долларов для реставрации «Леди Свободы». Пока что она остается невидимой во мраке ночи. Мы с Энди стоим у подножия трибуны, где будут сидеть президенты Рейган и Миттеран. После репетиции
— Тут, на рейде, часто дует ветер, — говорит мне Гэри Смит. — Боюсь, что он помешает вам петь.
— О! Знаете, я родилась в краю, где дует мистраль… Так что ветер и я хорошо знакомы друг с другом!
Вспыхивают огни. Гремит музыка. Энди и я шагаем рядом вверх по ступенькам, вступаем на сцену и начинаем петь:
Над статуей у океана
Не властно время.
В этот вечер нашу публику составляют рабочие, техники, таможенники, артисты… Они аплодируют нам. Два статиста усаживаются в кресла, приготовленные на трибуне для президентов. Уподобляясь им, они нажимают две кнопки, и происходит нечто чудесное: темная ночь внезапно освещается — и прямо перед нами на соседнем острове, «ее» острове, возникает статуя Свободы: сначала показывается озаренный красным светом цоколь, затем искрящийся синим пьедестал и, наконец, фигура женщины с факелом — ослепительно белая, сверкающая, призрачная. Это производит такое сильное впечатление, что все присутствующие как один человек встают и кричат «ура».
Наступает торжественный день. Напряжение возрастает. Меры безопасности становятся строже. Полицейские силы увеличиваются в несколько раз.
Журналистов не допускают в «загон звезд»; на фоне царящего вокруг возбуждения он походит на тихий оазис. Мы чувствуем себя как дома, болтаем о своих делах, о песнях, о туалетах. У прессы есть свой «загон», он оборудован всевозможными средствами связи — ведь надо передавать информацию в газеты, на радио, на телевидение. Время от времени являются за кем-нибудь из нас — предстоит пресс-конференция. Автомобиль увозит звезду в «загон» к журналистам, и она поступает в их полное распоряжение. У нее берут интервью, ее фотографируют, снимают на кинопленку, как кому вздумается. Иногда это длится целый час. Когда наступает мой черед, журналистов приводит в восторг мое платье от Кардена: длинное синее платье со множеством складок; оно раздувается по ветру, и у меня такое чувство, что я вот-вот улечу к небу, как и мой голос. Здесь присутствуют журналисты из разных стран, и я пою — то по-испански, то по-английски, затем по-немецки, по-итальянски и по-французски, желая всем доставить удовольствие.
Мы прибываем на наш остров днем и становимся в некотором роде узниками — нечего и думать о том, чтобы вернуться в город. Гэри Смит был прав: поднимается ветер. Над нами — ясное небо, куда-то пропали летавшие во время репетиции вертолеты, рекламные аэростаты. Но дело не в ветре, их удалили по соображениям безопасности. Приближается начало торжества.
Хотя стоит июль, по мере того как садится солнце, становится холоднее. Хорошо еще, что в «Зеленой комнате» можно выпить горячего чая или кофе; со мной, как обычно, — термос с липовым отваром на меду.
Прибыли президенты: Рональд и Нэнси держатся за руки, словно влюбленные, вид у них непринужденный; у президента Миттерана и его супруги вид очень серьезный, официальный. Празднество начинается.
По сравнению с нью-йоркским ветром наш мистраль просто шутник-самоучка. Я больше не чувствую ни платья на теле, ни волос на голове, они будто улетели куда-то!
— То, что вы сумели петь на таком ветру, просто чудо! — говорит мне Гэри, когда я ухожу со сцены.
Теперь, когда всё позади, я ощущаю пронизывающий холод. Я сильно замерзла, но по правилам протокола никто не имеет права покинуть остров, пока там находятся президенты.
Церемония тянется бесконечно: вручают медали тем, кто получил американское гражданство: среди них архитектор Пэи, который воздвиг пирамиду у Лувра, Киссинджер, Боб Хоуп, Эли Визель, скрипач Перлман. Барышников в ожидании своего часа разогревает мышцы в «Зеленой комнате». В этот день он в числе 40 000 человек принимает американское гражданство и приносит присягу!
Утром следующего дня мы должны были вылететь из Нью-Йорка, и потому нам разрешили покинуть остров. Так что продолжение праздника мы смотрели в тепле, сидя перед телевизором, как и подавляющее большинство американцев. Франсуа Миттеран и Рональд Рейган одновременно нажали на кнопки, и по их команде трехцветная статуя Свободы возникла из тьмы во всем своем великолепии.
Назавтра нам уже не удалось посмотреть «морской парад века», происходивший в полдень: в нем участвовали не только большие корабли, но и множество небольших суденышек, прибывших в нью-йоркский порт. Наша машина мчалась вдоль берега, и мы видели, как сотни суденышек направлялись к гавани. Зрелище, без сомнения, предстояло грандиозное, но задержаться мы не могли, так как до вылета «Конкорда» оставалось мало времени, а вечером мне надо было попасть в Рим — на следующий день я должна была петь в присутствии президента Итальянской Республики. Увидеть за двое суток трех президентов… Положительно, я побиваю все рекорды!
В Руасси мы прибыли в 22 часа 30 минут по местному времени; на соседней взлетной полосе нас ожидал маленький самолет «Мистэр-20». В него перенесли наш багаж, мы заняли свои места и в час ночи были в Риме; проехав в автомобиле 80 километров, мы прибыли наконец в красивый курортный городок Фьюджи, где через день должно было состояться вручение национальных премий в области искусства и науки.
Какая перемена! После бурлящего Нью-Йорка, где звучали фанфары, развевались флаги, где на каждом шагу виднелись изображения статуи Свободы — на значках, на мужских сорочках, на афишах (а в холле нашей гостиницы даже высилась ее трехметровая фигура из шоколада!), — мы внезапно оказались в очаровательном итальянском городке, где стояло жаркое лето и не чувствовалось ни малейшего ветерка. В чудесном парке, после того как премии были вручены, после того как выступили лондонский оркестр под управлением Лорена Маазеля и хоры из церкви святой Цецилии, после обеда (под благоухающими липами были накрыты столы на 650 персон) состоялся мой сольный концерт, в котором участвовали также «мои» танцоры и музыканты, приехавшие из Парижа.
Программу этого концерта составил министр иностранных дел: он — мой страстный почитатель, у него есть все мои пластинки, даже самые ранние; я исполняла песни на пяти языках к удовольствию членов дипломатического корпуса, присутствовавших на церемонии.
Президент Итальянской Республики Франческо Коссига сказал мне:
— Стало быть, я у вас третий президент?
— Только по времени, господин президент!
И только за последние двое суток. потому что неполных три месяца тому назад я, первой из иностранных певиц, была приглашена в Китай. и пела там в присутствии руководителей этой страны.
26 апреля в аэропорту нам устроили торжественную встречу; из уст переводчика я услышала: «Мы вас ждем у нас в стране с 1979 года!» — и быстро сосчитала в уме, что меня, оказывается, ждут семь лет, а семь — моя любимая цифра, и, значит, все пройдет хорошо. Перед нами расстелили (в прямом смысле этого слова) красный ковер.
Меня сопровождали в Китай 35 человек: Матита, Джонни со своим врачом (до последней минуты опасались, что он не сможет поехать, так как только-только оправился от легочного заболевания), моя постоянная гримерша на телевидении Лили, группа работников телевидения, несколько музыкантов, которые должны были играть вместе с симфоническим оркестром города Пекина, что нас немножко тревожило.