Моя война
Шрифт:
Я кивнула и откинулась на сиденье. Если Хатхи не соврал, то вполне может быть, что он реально оценил мою одежду, которая больше подходит для ползания по крышам и прочим неудобным местам, чем для увеселительных походов в город. Это хорошо: он не станет сильно удивляться, когда я скину куртку и останусь в одном разгрузочном жилете с массой характерных клапанов и карманов.
Несмотря на позднее время, жизнь в Джайпуре не думала сдавать свои позиции. Центр города бил в глаза весельем огней, реклам, витрин и вывесок.
“Все удовольствия за час!” — не читаемо, красным по ультрафиолету.
“Прихоти.
“Новый гашиш-синтетик. Только у нас!” — синяя голограмма, изображающая змею, которая ползает по кальяну.
“Третий глаз. Ночной кинотеатр. Трехмерная экранизация эпопеи “Черная книга арды” — скучающий кассир спит, уронив голову на руки.
“Курительные смеси. Есть ВСЕ” — дымчатая голограмма.
Город не спит. Просто дремлют кварталы бедняков, просто отдыхает исторический центр, просто закрыли свои бесконечные рты государственные конторы. Город не-спит. Прошло то время, когда земля закрывала глаза городов вместе с уходящим Днем, чтобы снова проснуться свежей и помолодевшей на утро. Теперь город, как сомнамбула, не то спит, не то бодрствует. Бредит. Нет для него ни дня, ни ночи. То ли проклятье, то ли благословение…
— Остановись на некотором расстоянии от морга, Хатхи. Подъезжать близко не нужно.
Машина дернулась, решительно рыкнула напоследок и встала. Тишина. Этот квартал не бодрствует. Хотя, наверное, и не спит.
Здание Красного Креста не отличалось особенной красотой и архитектурной изящностью. Большое пятиэтажное здание, словно бы раздувшееся и почему-то напоминающее мне жирную жабу, лежащую на пригорке. В окнах ничего, кроме темноты, и только в вестибюле горит свет. Можно было рассмотреть охранника, склонившегося над маленьким плоским книжным экранчиком. Спит? Читает?
Морг плоским одноэтажным блином расположился на заднем дворе. Окна забраны решетками. Двери массивные, двустворчатые. Рядом еще одни, послабее. На всякий случай я подергала ручку. Двери дрогнули, подались на меня, но остановились, будто изнутри их держал засов. Хорошенькое дело…
В поисках лазейки я обошла здание по кругу, заглядывая в окна. Четкого плана у меня не было, и я полагалась на волю случая. Он не заставил себя долго ждать.
Через черные жалюзи одного из окон пробивался слабый лучик света. Щелка между пластинами была совершенно микроскопическая и разглядеть что-либо не представлялось возможным, но становилось совершенно ясно, что внутри помещения кто-то был. И вряд ли это сторож.
Я снова подошла к дверям, осторожно, но сильно потянула. Верхний угол подался вперед сильнее. Получалось, что закрыт только нижний замок или щеколда, а, судя по тому, что свет из приоткрывшейся щелки не показался, в “предбаннике” за дверью никого не было.
Для человека умелого дверной замок — не сильная помеха. Для человека же обученного вопрос с замком совсем не стоит. А я была человеком обученным специально.
Пройдя маленькую прихожую со стоящими вдоль стен стульями и разбросанными по низенькому столику рекламками похоронных бюро, я попала в скупо обставленную приемную. Стол, три жестких даже на вид стула и вездесущие визитки, проспекты, журналы. Деньги, неожиданно подумала я, это такие странные растения, вроде плесени. Они растут даже на мертвецах.
В приемной было
Осторожно, стараясь не производить лишнего шума, я пробралась в соседнюю комнату. Снова две двери. Обе приоткрытый Одна ведет в помещение, где выставлены образцы гробов. На полу в лихорадочном беспорядке валяются слесарные инструменты, опилки, куски ткани. Здесь что-то искали.
Через вторую дверь я попадаю в длинный коридор, заставленный шкафами. Слышится бормотание. Вроде бы даже пение. И еще один, очень неприятный звук, царапающий, как будто кто-то скрежещет зубами.
В зале было пятеро. Трое белых и два индийца, женщина и мужчина. И один мертвец.
Я спряталась за выступающим шкафом для одежды и принялась рассматривать действующих лиц пьесы, в которой мне предстояло сыграть свою роль.
Индийцы, мужчина и женщина, одетые только в набедренные повязки, о чем-то шептались, сидя на полу, а тройка белых стояла неподалеку от входа в зал. Они были в медицинских халатах, заляпанных кровью, на полу валялись разнообразные инструменты, не понять — слесарные или хирургические.
Я разглядела, что на залитом кровью полу, кроме инструментов, лежали еще и части тела: внутренности и, кажется, отпиленная рука.
“Живая картина. Вурдалаки на привале. А труп, видимо, как раз тот, что мне нужен. И не только мне, судя по всему” — подумала я и подобралась поближе, чтобы слышать, о чем разговаривают мои конкуренты.
— Мне наплевать, — вполголоса бормотал белый, стоявший ближе всех ко мне. — Наплевать, наплевать, наплевать! Главное, чтобы получилось. А там мне плевать! Плевать, плевать, плевать!!
У него тряслись руки. Он лихорадочно оттирал почерневшую кровь с ладоней.
“Какие мы нервные”, — подумала я.
Второй был куда спокойнее, он внимательно смотрел на индусов, изредка морщась от бормотания Нервного.
Третий, с хищным восточным разрезом глаз, протирал полой халата какой-то никелированный инструмент, вроде пилы. Видимо, ответственность за расчле ненку была именно на нем. Его я условно назвала Потрошитель.
В зале резко звякнул колокольчик. Нервный вздрогнул, как от удара. Это мужчина-индус ударил в две маленькие медные тарелочки, прикрепленные к его пальцам. Он был сух и худ до состояния скелета; казалось, что в морге ему самое место. Однако глаза… Глаза мужчины больше напоминали срез револьверного ствола — жесткие, черные и глубокие.
“Йогин? Что у них тут происходит?”
Мои мысли прервал второй звонок медных тарелочек. Словно по команде женщина поднялась с пола и направилась к лежащему на столе трупу.
Мужчина начал что-то напевать. Я высунулась еще дальше и поняла, откуда в морге взялся запах трав и благовоний. По залу плыл дым от множества курительных палочек. Странно, что я не заметила этого сразу. От резкого запаха защекотало в носу.
— Плевать, плевать, плевать! — еще громче забормотал Нервный.
На него цыкнули. Он заткнулся, но продолжал трястись все сильнее и сильнее. И было отчего.