Моя жизнь среди евреев. Записки бывшего подпольщика
Шрифт:
Валютчиков под расстрел. В нарушение закона, задним числом. Но сколько их было, валютчиков? Ну, еще во времена позднейшие, диссидентов и нескольких преподавателей иврита. Но уже не под расстрел. Хотя некоторых – в психушку. Однако с «делом врачей» никакого сравнения. Не тот масштаб. Труба пониже, дым пожиже. Те из начальства, что были совсем звери, ушли на покой. И в большинстве своем умерли своей смертью, в глубокой старости, в окружении любящих чад и домочадцев, включая внуков и правнуков. Некоторые из которых сегодня известные политологи, главы фондов и всячески процветают.
Но, повторим, страх ушел. Ну, уволят. Ну, выгонят из партии. Для предыдущего поколения это была угроза. Они помнили старые времена. На них это действовало на уровне инстинкта. Подкорки. Дрожи в коленях. Понимания того, что выгнали из партии – завтра посадят. Послезавтра расстреляют. В лучшем случае. Но молодым – кому бы эта партия сто лет была нужна. Сломают карьеру? И нужно будет, как пугала автора мама, а многих других пугали их мамы, «в дворники идти»? Так и не страшно это при такой зарплате.
Зато свобода для души. Ведомственный угол. Подвал или чердак, где можно посидеть с друзьями. Выпить. Послушать музыку. Потрепать языками. И не думать о том, что кто-то донесет. Ну, донесет. И что? Мест много, рабочих рук мало. Зарплата небольшая, а где она большая? Или съезди на севера, подработай, и обратно. Да хоть полярником в Антарктиду. На Алтай. Памир. Камчатку. И ведь многие ехали. Как там у Веллера? «Хочу быть дворником»? Самые свободные люди в стране. Поколение дворников и сторожей…
Ушел не один только страх. Ушла надежда. Которая, как мы знаем, умирает последней. Вот она и умерла. Что обещанное справедливое общество когда-нибудь будет. Что построят коммунизм – и кто тянул Хрущева за язык с его коммунизмом в 80-м году? Вместо которого была Олимпиада в Москве и война в Афганистане. Из-за которой Олимпиаду проигнорировали все, кто мог. И спортсмены – великие спортсмены – соревновались в составе социалистического блока и стран Третьего мира. То есть сами с собой.
Умерла надежда на нормальную жизнь. Которая вспыхнула после смерти Хозяина и укрепилась в «оттепель». А потом, в «застой», умерла. Хотя волюнтаризма вроде бы поуменьшилось. И кукурузу больше в масштабах всей страны, включая Заполярье, сеять не приказывали. И разрядка началась. А значит, ядерная война как-то отодвинулась во времени и пространстве.
Воевать с Америкой и, как было тогда принято выражаться, с «ее сателлитами» начали по правилам. Негласным, но соблюдавшимся: на территории этих самых сателлитов. И наших сателлитов тоже. И даже по преимуществу их, сателлитов, руками. То есть вроде бы на самом деле «жить стало лучше, жить стало веселее». Но тошно.
Может, потому, что приоткрылась щелка в большой мир. Чуть-чуть по радио и телевизору. Чуть-чуть в газетах. Мелодии и ритмы зарубежной эстрады. Клуб кинопутешественников. Зоолог Згуриди, врач Сенкевич, политолог Бовин. Может, из-за «голосов». Тоже по радио. Несмотря на все «глушилки». Может, потому, что кого-то выпустили, а потом процесс выезда затормозили. И тот, кого выпустили, не был виноват, что он успел уехать, а все остальные остались. И оставшиеся не были виноваты в том, что не успели.
Но ощущение было всесоюзное: оказывается, дверь иногда открывается. Приоткрылась, но захлопнулась. Автору повезло в 1978-м на полтора месяца поехать в Венгрию. В стройотряд. Колледж Банки Доната по обмену с МИСиС. Это был другой мир. Дома такие кое-где в Союзе были. Ленинград, Прибалтика, Львов. Но эти были чистые. Яркие. И там совершенно другой жизнью жили совершенно другие люди. Будапешт, Печ, Сегед, Эгер, Эстергом, Шиофок, Веспрем… И много что еще.
Живут же люди… Венгрия. Год 1978-й
Это был удар под дых. Другая одежда. Раскованное свободное поведение. Разные цены. На один и тот же товар в разных местах разные. Что было совершенно невозможно. Но было. И дважды в месяц джинсы – по всему Будапешту. И магазин на окраине, где они были всегда. Просто были. За смешные по советским масштабам деньги. И магазин советской книги, которую никто из местных не покупал. Откуда автор притащил этой самой советской книги в Москву здоровенную сумку. Включая Леонида Андреева, сборник американской фантастики и Окуджаву. Печатали их в СССР. Но продавали в Венгрии.
Об австрийском 12-градусном пиве и дискотеках умолчим. Плюс магазины, полные продуктов. Включая круглосуточные бистро. При том, что в тогдашней столице социалистического мира тоже были два или три ночных магазина для таксистов, куда студенты заглядывали. Но их ассортимент… Почувствуйте разницу. Сто сортов лимонада вместо одинокого «Буратино» и «Дюшеса». Плюс виниловые музыкальные пластинках в свободной продаже. Хоть «Скорпионс». Хоть «Бони-М». И все автобусы на улицах – «Икарус». Все до одного! Поскольку их там и делали.
Озеро Балатон с виндсерфингом – кто о нем в России тогда знал. Погребок в Эгере: вино и жареные колбаски под сладкую горчицу. Купальни в Харкани и турецкие бани в городском парке, в Будапеште. Ярмарка художников в Сентэндре. Ярко освещенные кораблики-рестораны на ночном Дунае и дискотеки на острове Маргит. Боевики по телевидению. Самурайские фильмы в кинотеатрах. И один, где крутили эротические фильмы. Не порнографию, а Пазолини. «Декамерон».
Куда неизбежно пошел весь московский стройотряд во главе с командиром и комиссаром. И оказалось, что весь – весь! – этот зал заполнен советскими людьми. Командировочными. Офицерами. И всеми прочими. Откуда их столько набралось в венгерской столице? Кроме одного пустого ряда. Куда за минуту до того, как погас свет, прошла длинная шеренга крепких парней в голубых куртках с надписью на спинах «Стройотряд Армения». Взорвав зал общим хохотом.
А в два часа ночи, когда закончился сеанс, к бурно общавшейся на улице команде автора подошла вышедшая из того же зала семейная пара с чемоданами и на чистом русском языке спросила, как им добраться до их гостиницы. То есть они с вокзала не успевали оставить вещи и пойти на фильм. И они с этими чемоданами пошли. На ночь глядя. В чужом городе и чужой стране. Не зная ни слова по-мадьярски. Пазолини мог бы гордиться. Янош Кадар тем более. Это была страна! Самый веселый барак социалистического лагеря. Как шутили сами венгры.