Моя жизнь среди евреев. Записки бывшего подпольщика
Шрифт:
Именно Полонский был и остается автором лучшей книги об иудаизме на русском языке для детей школьного возраста «Расскажи сыну своему». Которая в простой форме на кристально грамотной русской мове рассказывала дитю, иллюстрируя милыми картинками, что есть еврейская религия и с чем ее едят. После введения в российских школах вместо истории мировых религий, о которой просили педагоги, идиотского курса религий по отдельности, эту книгу педагоги и раввины пытались Минобрнауки предложить. Но там ее не взяли. Сказав, что автор не российский гражданин. Все-таки плохо, когда сидящие на самом верху троечники берут на работу двоечников…
Смешанные
Девиации эти – чудачества вроде женщин-раввинов, а также синагог для сексуальных меньшинств. Где эти сексуальные меньшинства и заключают как бы религиозные браки. Не геи с лесбиянками, что было бы хоть как-то понятно. А внутри этих групп. Что по понятиям западным нормально. Но по российским – полная похабень. И маразм крайнего уровня. Типа панк-молебна на амвоне. Да хоть бы и не на амвоне.
Но в СССР-то никаких проблем с межнациональными браками не было. Да и после того, в постсоветских республиках, тоже. По крайней мере пока. Любишь – женись. Выходи замуж. Расти детей. Воспитывай этих детей. Поскольку в Б-га мало кто верил, да и число соблюдавших религиозные обряды, что совсем не то, что вера в Б-га, было невелико, какая проблема? Все смотрели одни и те же фильмы. Читали одни и те же книги. Учились в одних и тех же школах. Жили более или менее одной жизнью. В каждой семье были родственники из разных народов. Но пропасти между русскими, татарами или грузинами и евреями не было по определению.
Были этносы, которые с евреями женились реже. Так они и с неевреями женились реже. Дистанция между нерелигиозной еврейской семьей и семьей ортодоксальной была в любом случае куда больше, чем между семьями обычными, вне зависимости от национальности. Соответственно, люди смешанного происхождения в советскую и последующую эпохи в числе русских евреев составляли если не большинство, то существенную часть народа. И огребали свое ничуть не меньше, чем галахические евреи.
Тем более что по религиозному закону – Галахе евреем считался ребенок еврейской матери. А фамилию в СССР традиционно брали по отцу. Известна масса случаев, когда евреем с религиозной точки зрения был Иванов, Петров или Сидоров. А также Караганов или Темирбаев. А неевреем – Коган или Левин. У автора в ГИПРОМЕЗе был один такой знакомый. Замечательный специалист. Главный инженер проекта Фридман. Татарин. Вот, прямо так ему это в жизни с его фамилией помогало…
В отечественных условиях русский национализм был, по большей части, пронизан антисемитизмом самого что ни на есть охотнорядского, если не фашистского толка. Не Солженицын или Шафаревич, так Баркашов. А то и хуже. Что ограничивало или полностью исключало для потомков смешанных браков присоединение к этой стае, озабоченной чистотой крови, православностью, духовностью и народностью свыше всякой меры. Не всякому охота жить на свете в качестве унтерменша. Так что для потомков евреев логичным была именно еврейская самоидентификация.
По
Не случайно одна-единственная делегация на собранной Всемирным еврейским конгрессом конференции в Ванцзее, в том месте, где лидерами Третьего рейха было принято решение об окончательном решении еврейского вопроса, в начале 90-х не выступила против объединения Германии. Советская. Состоявшая из евреев-ветеранов. Которые никакой Германии, в отличие от западников, не боялись. Они с ней воевали. Разгромили. И знали, что, если понадобится, следующее поколение жителей страны, которую они представляют, сделает то же самое.
Именно они были теми, кто открыл ворота Освенцима – в прямом смысле слова. Там были и такие люди. И у них было свое понимание того, с чем евреи могут справиться, а с чем нет. Преимущественно отставные полковники. Гохберг. Елисаветский. Сокол. Который, впрочем, отказником не был. С его забавной и показательной фразой: «двадцать лет своей жизни я прожил русским, двадцать лет украинцем и двадцать последних лет хочу прожить евреем». И с роскошной квартирой на Фрунзенской набережной, в которую отказники свезли массу еврейских книг, организовав на ее базе неформальную библиотеку. Будущее Московское еврейское культурно-просветительское общество – МЕКПО.
Мало кто в современной России и за ее пределами помнит фамилии отказников, которые в 70–80-е были на слуху. Черняк. Слепак. Брайловский. Ида Нудель. Кошаровский, недавно вышедшие мемуары которого, многотомная эпопея «Мы снова евреи», подробно описывают эпоху. Эдельштейн, попавший «под разбор» и севший в тюрьму за преподавание иврита. Эдуард Кузнецов, участник ленинградского «самолетного дела», а после отъезда – журналист и издатель. Иосиф Бегун, чье освобождение из заключения в конце 80-х было первым, которое отказники праздновали открыто. С большим столом, щедро накрытым московскими кооператорами. Одним из которых был молодой Игорь Бухаров – будущий знаменитый ресторатор, хозяин «Ностальджи» и «Репортера», муж Ларисы Гузеевой и телезвезда кулинарных шоу.
Евреи перестали бояться. Власть их так долго прессовала и пугала, что к ее давлению претерпелись, а угрозы перестали воспринимать всерьез. Тем более что воспринимать всерьез систему, во главе которой стоял Горбачев, было просто невозможно. Она сама себя боялась – и имела достаточно «ума», чтобы это было заметно окружающим. В том числе собственному населению. Что ни к чему хорошему привести не могло. Поскольку власть можно бояться. Можно уважать. Можно поддерживать – если есть за что. Но если ее незачем бояться, не за что уважать и бесполезно поддерживать, она рушится. В полном соответствии с положением о революционной ситуации.