Моя жизнь

Ганди Махатма

взять на себя издание газеты. М-р Брелви уже был в составе редакции, так что

работы на мою долю пришлось бы немного, но все же при моем характере это

означало бы для меня дополнительную нагрузку.

Однако правительство, так сказать, само пришло мне на помощь, запретив

"Бомбей кроникл".

Мои друзья Умар Собани и Шанкарлал Банкер, издававшие "Бомбей кроникл", выпускали также газету "Янг Индиа". Они предложили мне быть редактором

последней и выпускать ее

не один, а два раза в неделю, чтобы заполнить

брешь, образовавшуюся в результате закрытия "Бомбей кроникл". Это

соответствовало и моим желаниям. Мне давно хотелось объяснить обществу

внутренний смысл сатьяграхи; кроме того, я надеялся, что через газету мне

удастся объективно освещать положение в Пенджабе. Ибо во всем, что я писал, была потенциальная сатьяграха, и правительство знало об этом. Поэтому я

охотно принял предложение друзей.

Но разве можно было пропагандировать в народе сатьяграху через газету, выходившую на английском языке? Основным полем моей деятельности был

Гуджарат. В то время адвокат Индулал Яджник сотрудничал с Собани и Банкером.

Он редактировал ежемесячник "Навадживан", издававшийся на гуджарати и

финансировавшийся вышеупомянутыми друзьями. Он предоставил ежемесячник в мое

распоряжение. Позднее ежемесячник был превращен в еженедельник.

Тем временем с "Бомбей кроникл" сняли запрет. "Янг Индиа" снова стала

выходить раз в неделю. Выпускать два еженедельника в разных местах было для

меня крайне неудобно, не говоря уже о том, что это требовало больших

расходов. "Навадживан" выходил в Ахмадабаде, и по моему предложению издание

"Янг Индиа" также перевели в этот город.

На это были и другие причины. По опыту работы в "Индиан опиньон" я знал, что подобные газеты нуждаются в собственных типографиях. Законы о печати

были в то время в Индии таковы, что типографии, которые, разумеется, представляли собой коммерческие предприятия, не решились бы печатать мои

статьи, если бы я высказывал свои мысли открыто. Необходимость иметь

собственную типографию становилась все более настоятельной, а так как

осуществить это можно было только в Ахмадабаде, то издание "Янг Индиа"

следовало перенести также в этот город.

Через эти газеты я принялся за воспитание населения в духе сатьяграхи. Оба

органа получили широкое распространение, и одно время тираж каждого из них

достигал сорока тысяч, с той лишь разницей, что тираж "Навадживан"

увеличивался быстро, а тираж "Янг Индиа" рос весьма медленно. Однако после

моего ареста тираж обеих газет стал падать, а в настоящий момент он ниже

восьми тысяч.

С первого дня работы в этих

органах я отказался от приема объявлений. Не

думаю, чтобы мы от этого пострадали. Наоборот, по-моему, это в немалой

степени помогло нам сохранить независимость наших газет.

Замечу кстати, что работа в газетах помогла мне до некоторой степени

сохранить душевное равновесие. Хотя практически гражданское неповиновение не

стояло на очереди, органы печати дали мне возможность свободно высказывать

свою точку зрения и поддерживать народ морально. Поэтому я считаю, что в час

испытания оба издания сослужили народу хорошую службу и внесли свою скромную

лепту для облегчения военного положения.

XXXV. В ПЕНДЖАБЕ

Сэр Майкл 0'Двайер возлагал на меня ответственность события в Пенджабе, а

некоторые из разгневанных молодых пенджабцев и за объявление военного

положения. Они утверждали, что, не приостанови я кампанию гражданского

неповиновения, избиения в Джалианвала Багхе не произошло бы. Некоторые из

пенджабцев дошли до того, что грозили убить меня, если я появлюсь в

Пенджабе.

Но я считал, что моя позиция верна и бесспорна и всякий разумный человек

это поймет.

Я рвался в Пенджаб. Мне не приходилось там бывать да и хотелось самому

удостовериться во всем происшедшем. Д-р Сатьяпал, д-р Китчлу и пандит

Рамбхадж Датт Чоудхари, приглашавшие меня в Пенджаб, были в тот момент в

заключении. Но я был уверен, что правительство не осмелится долго держать в

заключении ни их, ни других арестованных. Когда я бывал в Бомбее, многие

пенджабцы навещали меня. Я подбадривал их, и моя уверенность передавалась и

им.

Между тем, поездка все откладывалась. Всякий раз, когда я обращался к

вице-королю за разрешением, он отвечал: "Не теперь".

Тем временем была учреждена комиссия Хантера для расследования действий

пенджабского правительства в период военного положения. М-р К. Ф. Эндрюс

поехал в Пенджаб и писал мне оттуда душераздирающие письма, из которых я

убедился, что зверства, совершенные при военном положении, далеко превзошли

то, о чем сообщалось в прессе. Эндрюс настаивал, чтобы я приехал к нему как

можно скорее. Малавияджи также просил приехать в Пенджаб немедленно. Я еще

раз телеграфировал вице-королю, запрашивая, могу ли теперь отправиться в

Пенджаб. Он ответил, что мне разрешат поехать туда через некоторое время.

Точной даты теперь не помню, но, кажется, это было 17 октября.

Никогда не забуду своего приезда в Лахор. Вокзал был битком набит людьми.