Мозаика странной войны

Радутный Радий

Женщина – с явной неохотой, но еще менее желая показать свое недовольство гос­тю, также повернула кобылку вправо, и слегка пришпорила, чтобы догнать вырвавшегося впе­ред Пилота.

Развалины действительно были древними. Раствор между камнями то ли выветрился, то ли сам превратился в такой же камень, и стены казались монолитными; ветры и дожди пре­вра­ти­ли башни в причудливые скелеты, от стен остались только слишком правильной формы хреб­ты, по которым можно было лишь примерно определить величину строения – но ничего бо­лее.

Тем не менее, от мрачных останков

веяло чем-то мрачным и недовольным, словно древ­ние духи камня не желали видеть людей в этом никогда не принадлежавшем им месте.

Кони всхрапывали, хозяйка нервно озиралась по сторонам, и только Пилот, попавший в свою стихию, жадно впитывал в себя впечатления древней неизвестной жизни.

– Мне кажется, нам лучше уйти отсюда, – нервно заговорила женщина. – Посмотри, и ло­шади беспокоятся. Это плохое место, давай…

Она пронзительно взвизгнула, когда крупная глыба вдруг вывалилась из отвесной ска­лы, открывая черную глотку пещеры; огромная, волосатая, только отдаленно напомина­ющая человека фигура с низким угрожающим рыком показалась из темноты и двинулась впе­ред, запирая людей в тесном ущелье.

Эпизод 10.

Погода была теплой и солнечной, и человек, вышедший на пригорок, долго щурился, вгля­дываясь в желтые и зеленые квадраты на склонах холмов.

Урожай обещал быть не просто хорошим – а отличным. Правда, странная болезнь под­пор­тила помидоры – листья покрывались темными пятнами, гнили, и до плодов дело так и не до­шло – ну так что ж… Когда беда у всех сразу – не так обидно, а это даже и не беда, а так, мел­кая неприятность.

– Ну чего ты там раскорячился? – донесся со двора недовольный женский возглас. – По­лей никогда не видел?

Человек вздохнул, привычно ссутулился и обреченно побрел вниз.

– Глину кто месить будет? – встретила его жена, уперев руки в крутые бока. – Соседа по­про­сим?

"Черта попроси…" – мелькнуло в голове мужа, но он благоразумно оставил эту мысль при себе. Выслушивать длинную проповедь о необходимости замесить глину, оборвать ви­но­град, заделать дырку в заборе, через которую куры лазят к соседке, а та, воровка, и свинья к то­му же, уже одного петушка палкой покалечила, и о том, что думать о детях надо, и есть надо во­время, пока горячее, а не когда все остынет, и в кого ты такой уродился, ничтожество, и плинтус неделю прибить не можешь… – все это он слышал неоднократно, и в таких вари­аци­ях, что удивлялся, как это возможно каждый раз придумывать что-то новое – однако же люби­мой жене это удавалось.

Глина была холодной и вязкой, и отвратительно чавкала под ногами, а солома колола босые пятки, недовольно-воспитательное ворчание время от времени доносилось то из кух­ни, то из свинарника, пот со лба капал в рыжую жижу под ногами, и вредные размышления о бес­смыс­ленности всего сущего снова подползали – подло и незаметно.

– Бог в помощь!

Голос был знакомым, но вот интонация – откровенная насмешка – никакой сим­па­тии не вызывала.

Человек поднял голову.

На крыше сарайчика, из-за которого выглядывали два одинаковых странных крылатых механизма, сидел… он сам.

– Что… Кто ты? – прохрипел ошеломленный крестьянин.

– Об это чуть позже, – широко усмехнулся гость. – Сначала скажи – только честно! – как тебе нравится такое вот существование?

– Кто ты такой, чтобы задавать подобные вопросы! – уже возмущенно воскликнул хозяин.

– Хорошо, давай так. Я – это ты. Ты, такой, каким мог бы стать, если бы не…

– Не – что?

– Не все это! – человек небрежно повел рукой вокруг – охватывая жестом весь двор с хо­зяйством, курами и странно молчащими собаками, поросенком в свинарнике, огородом на пол­километра и прочим, прочим, прочим…

Крестьянин скрипнул зубами. Было ли случайностью, что мысли его так вот совпали со сло­вами пришельца?

– А что есть у тебя? – спросил он со все еще недовольными интонациями.

– Все.

– Как – все?

– А вот так. Денег – сколько угодно… вот только они мне не очень нужны. Техника – сам видишь. У вас вообще такой нет. Бабы – на любой вкус в любых количествах…

– Ну, этим как раз лучше не увлекаться. Вон, с одной справиться не могу, – крестьянин до­садливо поморщился.

– С одной? – голос пришельца стал подозрительно сочувственным. – А что, наверное, го­во­рит много?

– Много?! Это называется много? – хозяин хмыкнул. – Это очень много!

– У меня предложение, – наконец перешел к деловой части гость. – Бросай к черту все это… хозяйство и полетели со мной.

– Что? А, нет, не могу.

– Это почему же еще?

– Ну, жена… дети… нет, не могу.

Гость улыбался – молча.

– Хозяйство, опять же… жена, дети…

Гость улыбался.

Все обошлось бы благополучно – для хозяйства, жены и детей, разумеется, если бы же­на, бдительным оком углядевшая что-то подозрительное, не выскочила во двор с благородным на­мерением прогнать очередного друга-пьяницу, и призвать к порядку, то есть к работе своего без­дельника, и не успела открыть рот:

– Опять…

Этим "опять" она и ограничилась, а рот ее так и остался открытым, потому что чу­до­вищ­ные черные птицы за сараем и затянутый в черное пилот никак не подпадали под зна­ко­мые и привычные категории – но крестьянину хватило и этого. С неожиданной ловкостью он взлетел на опасно затрещавший забор и прыгнул в кабину второго ап­парата. Гость тоже среагировал мгновенно, фонари захлопнулись, и только приемник со сби­той настройкой в саду у соседа неожиданно прохрипел насмешливым голосом:

– А как же жена, дети?

И сам же себе ответил:

– А черт с ними!

Через несколько минут с ясного безоблачного теплого неба донеслись приглушенные гро­мовые раскаты.

 А еще через минуту женщина, придя в себя, неожиданно завыла и зарыдала что-то вроде: "Да на кого ж ты нас покинул… бездельник чертов!.. бродяга!..", но и на это не сре­агировал никто, кроме соседки, да и та была озабочена только тем, чтобы ее, волокущую с чужого огорода два кочана капусты, никто не заметил.