Мозаика странной войны

Радутный Радий

Следующим желанием стала жгучая потребность снизиться и поискать ровное место для при­земления, затем Пилот вспомнил крохотные, предназначенные только для гладкого бетона, шас­си атмосферника – и снова выругался.

Потом ему захотелось в туалет.

Почему-то именно такое банальное и невыполнимое в тесной кабине желание привело его в особую ярость, и новый взрыв ругательств вызвал недоумение со стороны Ящика.

– И ты, Ящик, тоже …! – безапелляционно заявил Пилот и, подумав, добавил. – И не ...!

Ящик обиделся и заткнулся, Пилот поругался

еще некоторое время, тоже умолк и от не­че­го делать начал изобретать способы помочиться за борт.

Шланг с воронкой был отметен сразу, поскольку, во-первых, сверлить стены было опас­но и нечем, а во-вторых, эффект Бернулли вместе с мочой вытащил бы через воронку и то, что пер­воначально для утилизации не планировалось.

Банка с последующим выбросом через приоткрытый фонарь не подходила чисто по тех­ни­ческой причине – фонарь был или открыт, или закрыт.

Банка без выброса…. сначала Пилот улыбнулся было, представив, что с ней произойдет на посадке, затем улыбка с его лица сползла, и вариант начал представляться все больше и боль­ше приемлимым… пока не обнаружилось, что ни одной банки в кабине нет.

Пилот задумчиво потрогал ладонью шлем, затем поразмыслил еще и решил отложить ре­шение проблемы до лучших времен.

“В конце концов, – подумал он сразу же после такого мудрого решения, – если придется пры­гать, проблема решится сама собой…”

А мысль о том, что прыгать-таки придется, возникала все чаще и чаще – при каждом взгля­де на указатель уровня топлива.

Двигатели возмущенно, словно мартовские коты, выли на непривычно низких оборотах, воз­душные ямы злорадно потряхивали непривычный к такому истребитель, а Пилот развле­кал­ся тем, что прикидывал, сколько месяцев он будет идти к базе, пробираясь сквозь заповедные ле­са и форсируя море на резиновой лодочке, входящей в комплект НЗ.

От нечего делать он начал крутить настройки приемника и вызывать на аварийной вол­не базу – но, разумеется, электромагнитное поле планеты было чистым и невозмущенным, и Ящик базы либо был сильно занят, либо начихал на все, либо же его просто не было.

Действительно – зачем в санатории боевой компьютер?

Пилот уменьшил масштаб на планшете – точка, изображающая его, почти остановилась, за­то из-за западного края показалось пятнышко базы. Ящик злорадно высветил конечную часть пу­ти пунктиром, показывая, что дальше придется планировать. Это грустное зрелище опеча­ли­ло Пилота еще сильней, он снова увеличил масштаб и старался на планшет больше не смотреть.

Делать было нечего совершенно.

Через некоторое время самолет перестало потряхивать, он все так же медленно выбрал­ся из облаков, и Пилот поморщился от ослепительных лучей солнца. Тонкая атмосфера прак­ти­чески маскировала звезды, но и не фильтровала ультрафиолет, и Пилот старался по воз­мож­ности спрятать лицо и не смотреть вверх – но через полчаса такого полета понял, что рези в глазах так или иначе не избежать, и опустил светофильтр.

Сразу стало холоднее – субъективно, разумеется. Пилот поежился и включил подогрев.

Еще

через час солнце уже ощутимо светило в затылок. Он поднял светофильтр, глянул на блестящую поверхность какого-то прибора, увидел свои красные глаза – и поморщился.

В конце концов, когда отметка топлива уже болталась в районе нуля, пятно базы появи­лось-таки из-за края планшета и неожиданно резво двинулось навстречу. Пилот улыбнулся – и в это момент двигатели почти одновременно рыкнули напоследок и умолкли.

Улыбка медленно поползла с лица Пилота, затем трансформировалась в недовольную гри­масу, он вырубил автопилот и плавно – очень плавно! – начал опускать ручку.

Набор высоты прекратился, скорость начала падать.

Самолет снова вошел в облака, Пилот сконцентрировал внимание на приборах, довел ско­рость почти до критической, затем подумал – и снизился еще немного. Истребитель затрясся.

Воздух с гремящим рычанием срывался с законцовок крыльев, словно бормоча не­внят­ные угрозы, четко видимые в легких облаках вихри сопровождали самолет, как стер­вят­ни­ки верблюда в пустыне, на лбу Пилота выступили капли пота, но он только встряхнул головой, опа­саясь отвлечься хоть на секунду.

Облака кончились, под брюхом показалась неприятно близкая земля, покрытая сплош­ным лесом, на горизонте высилось что-то вроде горы, и планшет, увеличив масштаб чуть ли не до предела, рекомендовал эту гору обходить справа.

Пилот хмыкнул, чуть увеличил скорость, и осторожно наклонил машину.

Гора медленно ползла влево, истребитель порывался скользнуть вниз, Пилот разрывался меж­ду желанием то ли молиться, то ли непристойно ругаться. Наконец из-за лесистой гро­ма­ди­ны показались постройки, призывно блеснул бетон ВПП[22], самолет выровнялся, чуть ли не завис в воздухе, и, наконец, тяжело рухнул на самое начало полосы.

Заскрипело шасси.

Атмосферник с явной неохотой прополз пару сотен метров по блестящему бетону и не­под­вижно замер точно на разделительной линии.

Эпизод 21.

– А мы-то перепугались! – смеялся Сторож, размахивая полупустой уже кружкой с пивом. – Ну сам представь – без предупреждения, беззвучно, на малой высоте появляется атмосфер­ник, идет вектором на замок и вдруг падает в самом начале полосы! И не взрывается, а катится се­бе спокойно дальше! А уж потом…

Он отхлебнул пива, крякнул и обтер губы.

– А потом выпрыгивает из него мужик в черном, расстегивает штаны и демонстративно трясет своим аппаратом в сторону замка! Тут у кого хочешь кровь взыграет!

Женщины захихикали, а Пилот вежливо усмехнулся.

– Ты бы полетал часов шесть подряд, – пробормотал он, тоже прикладываясь к кружке.

Пиво было неожиданно хорошим – видно, его здешняя ипостась умело хорошо устра­ивать­ся в любом месте.

– Да нет, спасибо! – поспешно отказался Сторож. – Я человек тихий, скромный, мне бы вот в таком месте дожить лет эдак до девяноста... да еще в такой вот компании!