Можайский — 1: начало
Шрифт:
— Не могу сказать. — Рассказать «Бруту» всё без утайки Вадим Арнольдович действительно не мог. Но если бы он все-таки это сделал, как знать? — возможно, многое пошло бы иначе. — Ну? Ведешь ты меня или нет?
«Брут», сбросив маску преданного слуги и образцового служащего, закусил губу, о чем-то размышляя. Но даже это не насторожило Вадима Арнольдовича: он только поторапливал своего приятеля с принятием решения. И тот, наконец, решился:
— Хорошо, будь по-твоему. Пошли!
Следуя за «Брутом», Вадим Арнольдович прошел через холл и оказался подле решетчатых дверок.
— Что это? Лифт?
— Он самый. С первым и вторым этажами квартира соединяется только его посредством.
— Не очень-то безопасно… с противопожарной точки зрения.
Глаза
— Зато со всех других точек зрения очень даже безопасно [152] !
152
152 Подобное устройство сообщения между этажами жилого здания в корне противоречило положениям о принципах гражданского строительства и не могло быть принято на законных основаниях. Более того: еще на стадии согласования в градоначальстве архитектурный проект такого рода был бы отклонен безоговорочно. И все же временами — представляя в приемную комиссию подложные в некоторых деталях проекты — владельцам участков удавалось возводить небезопасные «конструкции». Дальнейшая их судьба зависела уже только от платежеспособности домовладельцев, готовых или нет раскошеливаться на взятки чинам, проводившим регулярные инспекции жилого фонда столицы. Как человек богатый, Молжанинов мог себе это позволить.
35
Прихожая, в которой, выйдя из поднявшего их на третий этаж лифта, оказались «Брут» и Вадим Арнольдович, была невелика, но столь же роскошна, как и все другие помещения дома. «Брут», за время службы у Молжанинова привыкший к этой невероятной, можно даже сказать чудовищной роскоши, и глазом, что называется, не моргнул. Но Вадим Арнольдович, еще не отошедший от впечатления, произведенного на него холлом первого этажа, оглядывался с изумлением. Как оказалось, фантастическое богатство особняка обладало, помимо способности просто подавлять, еще одним свойством: свойством дарить забвение. Подобно Лете [153] , оно отшибало память у соприкоснувшихся с ним. Вот и Вадим Арнольдович, одержимый, казалось бы, мощной идеей действовать без промедления, остановился, выйдя из лифта, и замер. Только его голова поворачивалась из стороны в сторону, и его взгляд, наполненный растерянным изумлением, казались живыми.
153
153 Река забвения в царстве мертвых у древних греков. Каждый умерший человек должен был, прежде чем в это царство попасть, напиться ее воды, чтобы забыть о земной жизни.
— Боже мой! — подал, наконец, голос Вадим Арнольдович, повернувшись к «Бруту». — Боже мой!
— Ты бы снял шинель что ли… — «Брут» показал пальцем на ручной работы ковер: несмотря на то, что большая часть влаги стекла с шинели еще в холле — на плиточный, а потому легко прибираемый пол, — остатки снега (на улице вновь разбушевалась метель: кратко, но как раз на время пробежки Вадима Арнольдовича от «Анькиного» до особняка Молжанинова) продолжали таять, падая грязными каплями на этот шедевр, tapis a point noue [154] родом, возможно, из Бухары. — Хотя…
154
154 Дорогой ковер ручной работы — в противоположность дешевым, изготовленным фабричными методами.
«Брут» посмотрел на ботинки Вадима Арнольдовича и пожал плечами. Вадим Арнольдович, тоже посмотревший на свои ботинки и невольно сравнивший их с начищенными до блеска «домашними» штиблетами «Брута», неожиданно для самого себя покраснел: ему стало откровенно неловко. «Да что это со мной? — с неприязнью
— Пошли! — Вадим Арнольдович, шинели так и не сняв, двинулся к двери из прихожей. — Сюда?
«Брут» кивнул и, быстро Вадима Арнольдовича опередив, оказался у двери раньше него.
— Минутку…
Открыв (и тут же прикрыв ее за собой), он проскользнул через дверь в гостиную, оставив было Вадима Арнольдовича в прихожей. Но тот, уже окончательно придя в себя и от потрясений роскошеством помещений, и от неожиданной встречи с «Брутом», решительно дверь распахнул и двинулся следом.
В гостиной — большой, в целую вереницу окон — никого уже не было: Вадим Арнольдович только и успел заметить, как «Брут», явно перешедший на бег, скрылся за другой дверью. Ринувшись за ним, он тоже подбежал к двери и рванул ее на себя. Дверь — массивная даже на взгляд — поддалась неожиданно легко и едва не сшибла Вадима Арнольдовича с ног.
— Осторожней!
Вадим Арнольдович, неловко и едва удержавшись на ногах, ввалился в комнату, оказавшуюся, если судить по обстановке, кабинетом.
— Осторожнее, милостивый государь: этак вы рискуете расшибиться!
Вадим Арнольдович остановился. Его взгляд встретился с взглядом сидевшего за столом мужчины: крупного, барского вида, с курчавыми и деланно небрежно уложенными волосами, с немного старомодными бакенбардами и пышными, лихими усами. Одет был мужчина парадно: возможно, в смокинг, но, возможно, даже во фрак, что было довольно странно, так как ни тот, ни другой костюмы решительно не подходили ни к занятиям в кабинете, ни ко времени. С шеи мужчины на его манишку свешивался орден святого Владимира III степени [155] .
155
155 Эта степень «Владимира» давала уже право на потомственное дворянство и не так уж часто жаловалась купцам. Обычно купцы, известные своей благотворительностью, «довольствовались» четвертой степенью. Наличие у Молжанинова более высокого отличия косвенно свидетельствовало о его незаурядных связях.
— Вадим Арнольдович?
— Старший помощник участкового пристава, коллежский асессор Гесс. — Вадим Арнольдович, пристально глядя на мужчину, отчеканил свое звание и сам спросил: «Господин Молжанинов?»
— К вашим услугам. — Мужчина привстал с кресла и тут же снова в него опустился. — Чему обязан?
Вадим Арнольдович перевел взгляд на стоявшего подле кресла «Брута»:
— Дело строго конфиденциальное.
Молжанинов тоже взглянул на «Брута» и покачал головой:
— Никаких секретов от Аркадия Васильевича у меня нет. Как мой управляющий, он обязан быть в курсе абсолютно всего, что происходит как в этом доме, так и со мной вообще. Прошу вас, господин коллежский асессор, не стесняться его присутствием и говорить свободно.
Вадим Арнольдович нахмурился, но был вынужден подчиниться: никакой реальной возможности удалить «Брута» из кабинета у него не было.
— Хорошо. В таком случае…
— Да вы присаживайтесь, милостивый государь, — Молжанинов указал на кресло, стоявшее по другую сторону стола, — а то ведь и неудобно как-то.
Вадим Арнольдович с некоторым сомнением посмотрел на предложенное ему кресло. Было оно глубоким и очень, по-видимому, комфортным, но обладало одним — на взгляд полицейского — существенным недостатком: случись что, мгновенно вскочить с него было бы затруднительно.
— Нет: я останусь стоять и вас попрошу тоже подняться.
Брови Молжанинова выгнулись на лоб, а сам он даже поперхнулся:
— Что, простите?
— Вставайте, Молжанинов: мы едем в участок!
Требование Вадима Арнольдовича произвело поразительный эффект: на мгновение и «Брут», и сам Молжанинов буквально опешили, впившись в Вадима Арнольдовича изумленными взглядами. Но почти тут же оба — не стесняясь, в полную грудь — расхохотались.