Может быть, найдется там десять?
Шрифт:
Хотя начало показалось очень успешным. Пристроиться он успел чуть ли не первым: увидел кортеж из нескольких скользунов, вернее, не один даже, но все тронулись из одного и того же места. Это показалось интересным: указывало на то, что среди едущих находится кто-то не простой.
Проскальзывая сквозь машины, Питек мгновенно оценивал обстановку везде, где оказывался, но лишь в третьем кортеже, а точнее – в третьей, средней его машине, он понял, что искомая личность находится именно здесь: достаточно было даже вскользь просмотреть сознание всех в этом скользуне находившихся. У одного из них уровень самосознания был порядка на два, а то и три выше, чем у всех прочих; ну и очень хорошо. Когда их станут искать, а этого не избежать, то сквозь такую броню вряд ли кто-нибудь сможет пробиться, даже обладай он выдающимися возможностями.
Решить было легко, но осуществить задуманное оказалось не так уж просто. Обычно перед тем как подселиться, усыпляешь человека, этим сводя почти на нет его внутреннее сопротивление, входишь в его сознание – а тогда пусть попробует тебя выжить, если даже сообразит, что именно с ним произошло; ну а этот не догадается, совершенно точно, он реалист, что называется, до мозга костей и ни во что такое, чего нельзя потрогать руками или попробовать на зуб, категорически не верит. Но этого типа усыпить оказалось практически невозможно. По нескольким причинам: во-первых, нервная система его была, можно сказать, дубовой, никакому воздействию – в пределах допустимого – не поддавалась, а выходить за эти пределы было слишком рискованно. Питек уже успел установить, что человек этот был из короткозамкнутых – иными словами, физические действия у него возникали как результат мгновенного впечатления, а вовсе не логического решения, то есть совершались практически спонтанно. Конечно, самому Питеку это не грозило, тонким телам физические воздействия не страшны, но вот на окружающих могло отразиться самым неприятным образом, а это неизбежно всех насторожило бы, может быть, дошло и до людей, способных делать серьезные и, главное, правильные выводы, такие люди существуют в каждом мире – и тогда обстановка станет осложняться. Была и еще одна причина: объект находился под влиянием алкоголя, что также не гарантировало, что он станет поступать наилучшим образом. Если ему что-то почудится – добавит, чего доброго, еще, никто ему не помешает, а у пьяного человека тонкие тела, увы, тоже начинают действовать порой непредсказуемо, и вот от них можно ожидать немало неожиданностей. И, наконец, все это требовало не рубить, что называется, наобум, но выждать, разобраться в обстановке серьезно и только тогда решать: оправдывается ли риск внедрения или надо, пока не поздно, послать этого мужика подальше и искать что-то другое. Хотя этого не хотелось. Похоже было, что тут пахнет такой информацией и погружением в такие слои, каких иным путем и не достигнешь. А информация нужна как можно более всесторонняя: людей следует найти самое большее за два, от силы три дня, потом останется время только на то, чтобы унести ноги без больших потерь: здесь начнется подлинный конец света.
Следовательно, пока затаиться снаружи и усваивать воспринимаемое, синхронно передавая его по каналу связи со своей физикой и астралом. Ну что же, так и сделаем, благо места для размещения не нужно, тем более что в длинном скользуне даже не все кресла заняты. Настраиваемся на свое тело. Так. Ответный сигнал получен. Прекрасно. По каналу уходит вопрос: «Обстановка?» Ответ воспринимается, надо сказать, не очень четко, ожидалось лучшее качество: «Изменилась. Менее приемлемая. Но допустимая. Условия хуже. Температурные колебания большой амплитуды. Плохо с дыханием». «Вот тебе раз. Значит, что-то неблагоприятное случилось там, в гараже. Температурные колебания? Погода вроде бы не менялась в сколько-нибудь ощутимых пределах, значит – что-то другое. Будь там мотор, который принялись прогревать, но его там не было. Можно, конечно, предположить, что хозяйка нашла постояльца со своим транспортом и пришлось машину поставить туда… И продемонстрировать шесть тел, по первому впечатлению – покойников? Не проходит. Значит, сперва ей понадобилось бы тела куда-то убрать. Самой, одной? Вряд ли это возможно, не говоря уже о том, что в гараже их девать некуда, в доме – никак невозможно, снаружи? Закопать в саду – естественная мысль, но для этого надо вырыть хотя бы братскую могилу, ей опять-таки не под силу. Хотя – как знать? Критические обстоятельства порой помогают человеку совершать и вовсе немыслимые поступки… Напрасно мы тогда поторопились: надо было захоронить тела самим – с соблюдением необходимых условий, конечно; там бы на них никто не наткнулся – ни случайно, ни намеренно. Самим вырыть яму, там разместиться, а женщину попросить лишь потом присыпать землей – слегка. Хотя – времени на это у нас и тогда не было. Что же сейчас делать? Бросить все и возникнуть там? Вернуться в тело, не зная реальной обстановки? Что я смогу? Вот что: доложить капитану. Вектор неизвестен, значит, подать круговой сигнал и, получив отзыв, сообщить. Наверное, это и нужно сделать в первую очередь…»
– …Серый! Что у тебя приемник барахлит? Откуда треск?
– Да помехи какие-то, папа, сам не понимаю. Защита ведь надежная.
– Вот и я думаю. Отстройся. А то я ни хрена не разбираю.
– Так, папа, частота же фиксированная, какая тут отстройка?
– Ёмть… Эй там, дома! Перейдите на резервную!.. И ты, Серый, тоже.
– Уже. Готово.
– Все равно трещит. Но тут хоть понять можно…
«Эти помехи – от моей связи? Напрямую невозможно: разная ведь природа полей. Но, правда, условия прохождения для их связи могут ухудшиться: резонанс все равно возникает. Так что придется мой доклад отложить, пока они переговариваются. Кстати, о чем они?»
– …Папа, тут неподалеку разборка была, с мокрухой, но наших там не было, мы в стороне, только издалека поглядели, так что если что услышите – не берите к сердцу.
– Кто, с кем, какого хрена?
– Державные мусора брали на абордаж хату, где крылись какие-то неустановленные, с полдюжины. Но не наши, нет.
– А хату мы крышуем?
– Нет, папа, она под державниками, нас это не задело никак.
– Ладно. Ты сейчас вот что: посылай ребят, пусть побазарят в тех местах, надо узнать – что за люди, которых брали, и все прочее вокруг этого, может, они к нам имеют отношение?
– Да нет, папа, я тут наводил справки – наши везде все живы-здоровы…
– Это и ежик понял бы. Тут базар другой: знаешь ведь, к нам нет-нет да и являются гастролеры с тех миров, где их начинает сильно припекать. Мы, как ты знаешь, их признаем, берем под крыло, не за халяву, конечно, позволяем даже немного подрабатывать, пока у них там не проясняется и они не линяют домой. А хотя верно – откуда тебе знать, ты ведь недавно с улицы… Значит, если эти – из таких ребят, то надо их вытащить, честь наша требует, да и в законе об этом говорится. Так что сейчас собери группу из ближних мест, и чтобы к моему приезду уже какая-то ясность была. Усек?
– До последнего слова, папа, – донеслось сквозь шуршание помех.
– Давай… Серый, неужели все время так и будет трещать? У меня от этого досада. Приедем – пошарь, может, где-то есть уже аппаратура поновее?
«Нет, папа, или кто ты там, с этим ничего не поделаешь, пока я тут и пока у меня действует канал связи с моей физикой. А закрывать его я не собираюсь. Ладно, потерпишь. Сейчас я пущу доклад капитану… Впрочем, нет. Ты сейчас, после разговора, расслабился заметно, перестраиваясь на новые заботы; вот для меня самый, наверное, удобный миг».
– Серый, я тут подремлю минут пятнадцать, смотри внимательно! Да, и вот еще что…
– Внимательно слушаю, папа.
– Что там за суета происходит – ищут каких-то, лихо слинявших. Ты в курсе?
– Н-ну… Я как бы…
– Ясно. Короче, так: выясни срочно, что за люди, что провернули, кто ищет – ну, типа все об этом. По-быстрому. Может, что-нибудь мы из этого сварим. Если они на какой-нибудь хазе… Ну, сам понимаешь.
– Все будет в норме, папа, дремлите спокойно. Станем подъезжать – я вас потревожу.
– Все. Отключаюсь.
2
Не так уж противно все оказалось, как Гер представлял, вползая в трубу и продвигаясь по ней вовсе не ползком, но на четвереньках: для этого вполне хватало места, надо было лишь стараться, чтобы не налететь головой на какой-нибудь торчащий вентиль, а их тут было больше, чем он ожидал. Хорошо, что у Гера, как у любого полицейского, фонарь был при себе, подзаряженный, как и полагалось, не далее чем перед заступлением в патруль. Так что освещения в трубе вполне хватало. Гер продвигался, не уставая мысленно хвалить Виргу за хозяйственность и аккуратность: мало ли какая грязь могла оказаться здесь, опыт наводил именно на такие опасения – на деле же оказалось сухо и чисто, даже пыли почти не было, а это означало, что гигиеническая система включалась Виргой регулярно и даже отсюда отсасывала все, что можно было. Это привело к тому, что когда Гер добрался, без всяких потерь, до места, где труба сообщалась с ямой, настроение его не только не ухудшилось (что неизбежно случилось бы, успей он вываляться в грязи и мусоре), но, напротив, заметно поднялось, иными словами – любое дело, какое могло сейчас ему подвернуться, он стал бы выполнять с удовольствием, а значит – наилучшим образом. Гер даже чуть было не запел, как с ним случалось в минуты довольства жизнью, уже раскрыл было рот, но вовремя одернул себя: нарушать тишину ни в коем случае не следовало.
Вот и дверца. С этой стороны она не была снабжена ни ручкой, ни еще чем-либо, что помогло бы ее отворить. Однако для полицейского, кому по службе положено проникать туда, куда его впускать не желают, никакой проблемы не возникало. Без труда установив место, где внутри дверцы находился замок, Гер нащупал в служебной сумке отмычку, приложил ее к дверце, на маленьком – в пол-ладони – дисплее увидел схему запирающего механизма, включил отмыкатель – он сработал бесшумно и без задержки. Да и что удивительного: этим прибором можно было и банковский сейф вскрыть, правда, там пришлось бы повозиться подольше. Когда оба ригеля послушно выползли из гнезд, слегка толкнул пластину – и дверца послушно отворилась внутрь, в яму. Не оправдалось опасение, что яма окажется настолько захламленной, что пробраться будет невозможно; снова следовало похвалить хозяйку за чистоту. Прежде чем открыть выход, Гер выключил фонарь: свет мог выбиться наружу, если яма была накрыта не очень аккуратно, а в гараже оказался бы кто-то из «гостей»; выбрался в яму – здесь можно стало наконец разогнуться, встать почти в полный рост, – дверцу затворять не стал на случай, если придется быстро ретироваться, и застыл, весь уйдя в слух, как бы пропуская через себя содержащийся в гараже воздух, чтобы уловить и малейшее его сотрясение, а уловив – определить источник. Гер вслушивался никак не менее пяти минут и за это множество медленно текущих секунд не уловил совершенно ничего, что вызвало бы в нем ощущение тревоги. Не то чтобы вообще никаких звуков не было, но этого полицейский и не ожидал; мертвой тишины не бывает даже и в могиле, потому что над нею и вокруг жизнь все равно продолжается, а значит – звучит. Но все, что здесь долетало до слуха, легко расшифровывалось, как отголоски каких-то действий, совершаемых вне гаража: внутри дома, на улице, в трубах – водопроводных или эвакуационных, а в этом помещении никого не было, – каждая секунда все более убеждала Гера в этом, – и, следовательно, можно было, соблюдая необходимую осторожность, сдвинуть закрывающую крышку с той стороны, где были ступеньки, ровно настолько, чтобы подняться, ни за что не зацепляясь. Для этого Гер, согнувшись, поднялся на одну, другую ступеньку, на третьей остановился, снова выждал – тишина! – постепенно разогнулся, уперся спиной в крышку, медленно напрягся. Тут могло оказаться последнее препятствие – если сверху на крышке стояло и лежало что-то очень тяжелое; но этого Гер не ждал. Агрика, как известно, у Вирги не было, а чего-то другого – старой мебели, например, сваленной тут по ненадобности и неаккуратности, – и быть не могло: в последний раз Вирга обновляла обстановку почти три года тому назад, да и то по мелочам, мебель же служила и до сих пор, со временем переходя в категорию раритетов и подрастая в цене. Так что не ожидалось с этой стороны никаких препятствий. И все же…