Мрачные сны Атросити
Шрифт:
Между гниением и пресной серостью он выбрал второе, как наименьшее зло. Иного пути просто нет. Стоит ослабить хватку — и среди мышей обязательно появятся новые крысы, и вновь грянет хаос.
Результат есть результат, каким бы он ни был. Результат подчиняется определенным закономерностям, как и весь мир — определенным законам. Он устранил губительные беспорядки в Атросити, и это — главное. Остальное второстепенно. Остается лишь продолжать охранять покой города.
Темнота развеялась. В комнату кто-то вошел, взбудоражив датчики движения, отвечающие за освещение.
— Атрокс
— Слушаю, — холодно отозвался президент, недовольный тем, что его потревожили.
— Полиция схватила экстремиста В-8-5-1-18-20, — референт зачитал цифры на экране своего браслета. Атрокс же помнил их наизусть, лишь бы не воспроизводить в памяти ее имя. Но оно тут же врезалось в мысли, яркое и громкое, словно прозвучавшее в живую… Энигма.
Он замер, пораженный внезапным испугом и смятением. В голове вдруг возникли будоражащие образы, противоречащие реальности Атросити. Яркое солнце, мягкая трава и радость ребячества. Бег под дождем. Поджог поля ради забавы. Немыслимо! Эта память принадлежит другому человеку. Он здесь ни при чем.
Атрокс напряженно потер висок, прогоняя непрошенные мысли. Законы были четко прописаны в Кодексе, и всех преступников после поимки отправляли на тот или иной остров в соответствии с их категорией. Категорию определял Комитет стабильности. Но на Энигму у Атрокса были иные планы. А теперь он вдруг почувствовал то, что давно не ведал — страх. Страх собственной слабости. Он был жесток в принятии решений, но хватит ли у него духу распорядиться ее судьбой? Спустя целую вечность он не мог представить себе момент встречи. И не хотел, он всегда подавлял любые фантазии на этот счет. Ведь нечто, связанное с ней, таилось у самых истоков его существования.
Атрокс глубоко вдохнул. Нельзя давать волю эмоциям, они мешают трезво мыслить.
— Подготовьте комнату для переговоров, — приказал он.
Полукруглая стена напротив дверей представляла собой одно сплошное выпуклое окно. Густая вереница облаков за толстым стеклом надежно скрывала город. Темный гладкий стол отражал сияние ламп, твердые кресла пустовали — все, кроме одного, стоявшего к окну ближе всех и повернутого лицом к дверям. Слабое свечение по его бокам говорило о том, что функция обездвижения активирована.
В прошлом переговоры проходили чаще, и все эти кресла служили лишь простой мебелью — до тех пор, пока не случались жесткие разногласия. И когда это происходило, любое из кресел мгновенно превращалось в ловушку, не давая сидящему самовольно покинуть собрание. Так были пойманы все главы организованных движений, пытавшихся выйти из-под контроля Военной и Научной партий. Борцы за права трудящихся, протестовавшие против производства роботов. Представители Образовательной партии с требованиями амнистии для участников Духовной партии, прекратившей существование вскоре после окончания войны. Бывшие главы Морской и Экономической партий, требующие организацию выборов при разработке новых глав Кодекса. Борцы за права заключенных, ратующие
Она сидела в кресле. Атрокс застыл в дверях, не решаясь пройти внутрь, будто попал в клетку с диким хищником. В этот момент он ненавидел себя, ведь никаких достойных причин для беспокойства не было.
— Мистер президент, — насмешливым тоном поприветствовала Энигма.
— Что тебя развеселило в твоей фразе?
Она попробовала шевелиться, безуспешно.
— Как неудобно, — затем внимательно посмотрела на Атрокса. — Ты ведь и сам знаешь ответ.
— Просвети.
Послышался вздох.
— У жителей Атросити никогда не было выбора. И никогда не будет. Ты монарх, а не президент. К чему эти игры в республику?
— Ты не знаешь, о чем говоришь.
— Может, объяснишь? Я правда хочу понять.
— Осознание собственной ограниченности — самое скверное, что может случиться с человеком. Я знаю это по себе и оберегаю от этого других.
— Знание рамок дает хоть какую-то определенность. Разве нет? Странно слышать это от тебя, ведь ты только тем и занимаешься, что устанавливаешь рамки.
— То, о чем мы говорим, сводит с ума. Об этом не нужно знать всем подряд. Пройдут эпохи, мир будет меняться. И мы с тобой — тоже, нас будут иначе звать. Но суть останется прежней.
Атрокс замолк и уставился в окно. От растерянности его словно сковало. Провалиться бы ему сквозь землю.
— Чего ты такой мрачный? — Энигма казалась непринужденной, словно и не попала под стражу. Но ее грудь часто вздымалась от учащенного дыхания, выдавая тревожность и страх. — Разве ты не победил?
— Победил? Побеждают соревнующиеся. Ты мне не соперник.
— Тогда зачем я здесь? — она нахмурилась, и маска притворной беспечности мгновенно слетела с ее лица. — Зачем нужно было объявлять меня вне закона? Неужели так мало предательств с твоей стороны?
Атрокс опешил от внезапных нападок. Последний раз они виделись где-то в начале времен. С тех пор многое изменилось. Разве чужие люди кидают друг другу упреки?
— Ни о каком предательстве не может быть и речи.
— Неужели? — Энигма выразительно вскинула бровь. — Мне казалось, что мы дружили. В те давние времена, когда мы с тобой были нечто иным, чем теперь.
— К чему вспоминать юность? — пренебрежительно бросил Атрокс и наконец прошел в комнату. — Тем более, это ты отвернулась от меня.
— Я боялась потерять себя. Ты ставил под сомнение все мои мечты, и всякий раз, когда я готовилась совершить что-то грандиозное, ты обрывал мне крылья.
— Твои мечты были лишь сказками. Я должен был указать тебе на это. Думаешь, я возвел бы Атросити на мечтах?
— Кто знает? Ты ведь не пробовал. Ты предпочел возвести его на страданиях.
— Это не правда, — отрезал Атрокс, поправляя ворот темно-синего военного кителя, украшенного отличительными нашивками. — И не тебе судить об этом.