Мрачные сны Атросити
Шрифт:
— В любом случае, не так банально, как есть отравленную рыбу.
— Не отравленную. И ты можешь не есть ее, кстати.
— Так и поступлю.
Вскоре они закинули удочки. Марк до сих пор никогда не рыбачил, поэтому старательно повторял за Энигмой. Обучение новому делу взбодрило его, и на миг он даже почувствовал себя несмышленым мальчишкой, еще не знающим бед большого мира. Но это призрачное сладкое ощущение быстро улетучилось, и вновь в голову ворвались мысли о речном загрязнении.
Тем временем
— Я схожу с ума, — не выдержал Марк. Его прежний мир рухнул. Сначала исчезла Ива, потом он связался с преступницей и попал в какой-то странный лагерь под мостом. Реальность казалась чужой как никогда прежде, а белое эксцентричное создание, притворяющееся человеком, вдруг стало единственным связующим с этой реальностью.
— Это самое скверное, — ответила Энигма. — Сходить с ума и знать об этом. Куда лучше полностью отдаться сумасшествию, не ведая тягот разумной жизни.
Марк угрюмо уставился на поплавок.
— Кто эти люди, что живут здесь?
— Уставшие. Многие из них потеряли близких. Прямо как ты. Поэтому они покинули свои дома, чтобы хотя бы немного глотнуть свежего воздуха, хоть ненадолго ощутить себя по-настоящему свободными. Думаю, они почуют в тебе своего и вскоре позовут к себе. Но я на твоем месте этого делать не стала бы.
— Почему?
Энигма наклонилась к нему и понизила тон.
— Они смертельно больны надеждой. Надеждой взять от этой жизни последний кусок, который не будет слишком горьким. Эта надежда их убивает. Самое угнетающее зрелище — смотреть, как умирающий в последнюю минуту своей жизни притворяется здоровым и счастливым.
Марк осуждающе посмотрел на нее.
— Зачем ты так говоришь?
— Они сами прекрасно знают об этом, — Энигма пренебрежительно махнула рукой. — Они сами называют себя «лагерем островитян». Потому что долго им не удастся скрываться от полицейских, и когда их поймают, то обязательно отправят на тюремный остров.
— Почему же они не переходят с места на место?
— Переходят, но редко. Лагерь не очень подвижен из-за немощных и стариков. Раньше они жили в глубине заброшенной части, там безопаснее, но со временем стало нечего есть. Нужда тянет их к городу. А город скалит зубы и ждет, когда сможет без особых усилий схватить их.
— Ну, тебя-то город никак не может схватить, — справедливо заметил Марк. — Уже столько лет.
— Ну, я же одна. Да и я — не вы.
Марк не понял, что она имеет в виду, но допрашивать не стал. Этот разговор вызвал в нем холодную дрожь, которую раньше он никогда не испытывал, и потому совершенно не хотел продолжать тему.
Вскоре лагерь ожил. Несколько мужчин и женщин в болоньевых куртках и
— Привет, — вдруг раздался над головой мягкий, хотя и с хрипотцой, женский голос.
Марк обернулся. К ним незаметно подкралась черноволосая девушка лет двадцати, в потертых штанах, коричневом балахоне и какой-то большой посудиной в руках. На вид вполне здоровая.
— Удалось что-то поймать? — с надеждой спросила она.
Марк кивнул.
— Тогда помоги мне, пожалуйста, друг.
Марк слил воду из ведра и высыпал улов в принесенный тазик, с подозрением таращась на блестящие чешуйчатые бока. Затем девушка попросила его отнести рыбу на полевую кухню, так что Энигма временно осталась рыбачить одна. Она даже не оглянулась в их сторону.
— Я рада, что у нас новенький, — призналась девушка по пути. — Ты ведь теперь один из нас.
Марк растерялся, ему вовсе не хотелось причислять себя к этим бродягам.
— Да я больше с ней, — кивнул он в сторону Энигмы.
— С ней? — у девушки удивленно округлились глаза. Она вдруг выхватила у Марка посудину, шепнула «спасибо» и быстрым шагом направилась к огню.
— Мог бы ты предположить, что юной Миле всего двенадцать лет от роду? — спросила Энигма, неотрывно смотря на поплавок, когда Марк вернулся.
— Двенадцать? Не может быть!
— Неужели ты никогда не задумывался, куда делись дети, рожденные незадолго до войны?
— Они как-то постепенно исчезли, я даже не заметил, как мир вдруг лишился детскости… А они, оказывается, вон как…
— Да. Выросли — и очень быстро. Мир не дал им побыть детьми.
Марка невольно передернуло. Он взял удочку и принялся насаживать нового червя, желая отвлечься от мрачных мыслей.
— Похоже, тебя тут побаиваются.
— Ну, если только чуть-чуть, — Энигма дернула удочку, и в воздухе блеснул пойманный окунь. — Видок у меня странный, я стараюсь лишний раз не раздражать великодушных хозяев лагеря.
— А мне подумалось, что дело в твоем криминальном статусе.
— Ха! Подумаешь. Мы тут все преступники, разве нет?
Марк недовольно сморщил рот. Неужели он упустил момент, когда сам стал частью преступного мира?
— Да не волнуйся ты так. Завтра вернешься домой, заживешь прежней жизнью.
Эти слова Марк услышал уже как будто издалека. Его увлек поток тяжелых мыслей. Мыслей… это слово не давало ему покоя. Неужели он правда мысль в чьей-то голове, и детство его, такое яркое, не похожее на мрачную реальность современного Атросити, было лишь… зарождением новой идеи? Или новой извилины? Что есть его жизнь? И чего она стоит?