Мсье Лекок
Шрифт:
– У меня нет привычки шпионить за клиентами.
– Ну, вы слышали что-нибудь?
– Я ничего не слышала.
Следователь сочувственно пожал плечами.
– Иными словами, – сказал он, – вы отказываетесь сотрудничать со следствием.
– О!.. Разве можно говорить…
– Позвольте мне закончить. Все эти неправдоподобные истории об уходах, рубашках вашего сына, которые вы чинили у себя в комнате, вы их придумали только для того, чтобы ответить мне: «Я ничего не видела, я ничего не слышала, я ничего не знаю». Если такова ваша система, то хочу вам сказать, что она необоснованная. Ни один суд не примет ее.
– Это не система, это правда.
Казалось, господин Семюлле задумался. Внезапно он спросил:
– Что вы можете сказать об убийце?
– Но он не убийца, мой славный господин…
– Вы так считаете?..
– Но черт возьми… Он убил тех трех, защищаясь. Они искали повод для ссоры, он был один против трех. Он понимал, что ему не стоит ждать милости от бандитов, которые…
Вдова Шюпен резко замолчала, опомнившись. Она, несомненно, упрекала себя за то, что сболтнула лишнее, что у нее слишком длинный язык. Правда, у нее оставалась надежда, что следователь ничего не заметил.
В камине упала головешка. Следователь взял щипцы и начал восстанавливать конструкцию, разрушенную огнем. Казалось, он был полностью поглощен этим занятием.
– Кто мне скажет, – тихо произнес он, – кто мне подтвердит, что не этот человек напал на тех трех…
– Я! – живо откликнулась вдова Шюпен. – Я готова в этом поклясться!
Господин Семюлле выпрямился, напустив на себя крайнее изумление.
– Как вы можете это знать? – произнес он. – Как вы можете в этом клясться? Вы были наверху, когда началась потасовка.
Сидя неподвижно на стуле, Лекок в душе ликовал. Он находил достигнутый результат превосходным. Еще пара-тройка вопросов – и старая пройдоха начнет себе противоречить. Он также говорил себе, что вот-вот появятся доказательства ее соучастия в преступлении. Если бы у старой хозяйки кабаре не было тайного интереса, она не стала бы столь неосмотрительно защищать подозреваемого.
– Вероятно, – продолжал судья, – вы это утверждаете исходя из того, что вам известно о характере убийцы. А следовательно, вы его знаете.
– До того вечера я его ни разу не видела.
– Тем не менее он прежде приходил в ваше заведение?
– Никогда в жизни.
– О!.. О!.. Но тогда как вы объясните тот факт, что незнакомец, войдя в нижний зал, когда вы были в своей комнате, принялся кричать: «Эй, старуха!» Значит, он знал, что заведение держит женщина, причем женщина немолодая?
– Он не кричал ничего подобного.
– Вспомните ваши слова. Вы сами только что об этом сказали.
– Я этого не говорила, мой славный господин.
– Говорили… И я вам сейчас это докажу, зачитав протокол вашего допроса… Гоге, прочтите, пожалуйста…
Улыбающийся секретарь быстро нашел нужный фрагмент и звонким голосом зачитал слова старухи Шюпен:
– «Так вот, я провела наверху полчаса, когда снизу меня позвали: “Эй, старуха!” Я спустилась…» и так далее.
– Вот видите! – сказал господин Семюлле.
Подобное поражение лишило старую рецидивистку былой уверенности. Но следователь не стал настаивать, сделав вид, что не придает этому инциденту особого значения.
– А других клиентов, – продолжал он, – тех, которых убили, вы их знаете?
– Нет, господин следователь, отродясь не знала.
– И вы не удивились, увидев, как в ваше заведение вошли три незнакомца в сопровождении двух женщин?
– Иногда случай…
– Будет вам!.. Вы сами не верите в то, что говорите. Вовсе не случай может привести клиентов ночью, в ужасную погоду в такое подозрительное кабаре, как ваше… К тому же расположенное вдали от оживленных улиц, посредине пустырей…
– Я не ведьма и говорю то, что думаю.
– Значит, вы не знаете даже самого молодого из этих несчастных, того, кто был одет в солдатскую шинель, словом, Гюстава?
– Никоим образом.
Господин Семюлле заметил, с какой интонацией старуха ответила ему, и медленно продолжил:
– По крайней мере, вы слышали о друге этого Гюстава, неком Лашнёре?
Услышав это имя, хозяйка «Ясного перца» пришла в замешательство. Срывающимся голосом она пробормотала:
– Лашнёр?.. Лашнёр?.. Я никогда не слышала этого имени…
Старуха отрицала, но не могла скрыть волнения. Лекок мысленно поклялся, что непременно найдет этого Лашнёра, приложит для его поисков все усилия. Разве среди улик не было письма, написанного этим самым Лашнёром, как было установлено, в одном из кафе на бульваре Бомарше? Вооружившись подобным доказательством и терпением…
– Теперь, – продолжал господин Семюлле, – перейдем к женщинам, сопровождавшим несчастных. Какими они были, эти женщины?
– О!.. Никчемные девицы…
– Они были богато одеты?..
– Напротив, очень бедно…
– Ладно!.. Опишите их…
– Дело в том… О, мой славный следователь, я их видела-то мельком… Ну, это были две высокие, плотные чертовки, так плохо сложенные, что в первую минуту – поскольку все происходило в последнее воскресенье перед Великим постом – я приняла их за мужчин, переодетых в женщин. У них были руки, как бараньи лопатки, хриплый голос и очень черные волосы. Они были смуглыми, как мулатки, и это меня поразило…
– Хватит!.. – прервал старуху следователь. – Отныне у меня есть доказательства, что вы упорно не желаете проявлять добрую волю. Эти женщины были небольшого роста, а одна из них была блондинкой.