Мсье Лекок
Шрифт:
К шепоту, прерываемому восклицаниями или вздохами, примешивались, словно постоянный аккомпанемент, гудение кранов, расположенных около каждой плиты, и глухое журчание льющейся воды, которая, падая, брызгами разлеталась в стороны.
Через маленькие сводчатые окна на лежащие тела лился тусклый свет, выделяя мускулатуру, подчеркивая прожилки синеватых тел, зловеще освещая развешанные полукругом лохмотья, рваное старье, которое должно было помочь при опознании и по истечении определенного времени будет продано… поскольку ничего не должно пропадать зря.
Однако молодой полицейский был слишком занят своими мыслями, чтобы замечать мерзость окружавшей его обстановки. Он едва взглянул на жертвы позавчерашнего преступления. Он искал папашу Абсента, но нигде не находил его. Неужели Жевроль, сознательно или нет, не выполнил своего обещания? Или старый служака Сыскной полиции после своей обычной рюмки обо всем забыл? Отчаявшись, Лекок обратился к начальнику надзирателей:
– Похоже, – спросил он, – пока никто не узнал ни одного из тех бедолаг, убитых в ту ночь?
– Никто!.. А ведь нас с самого открытия осаждают толпы народа. Видите ли, если бы это от меня зависело, в такие дни я при входе взимал бы два су с человека и су с детей… Сборы были бы великолепными… И мы покрыли бы все расходы…
Столь оригинальная мысль служила приглашением к продолжению разговора, однако Лекок не воспользовался им.
– Простите, – сказал он. – Не приходил ли сюда утром полицейский из Сыскной полиции?
– Приходил.
– Так куда же он подевался?.. Я его нигде не могу найти.
Прежде чем ответить, надзиратель смерил подозрительным взглядом чересчур любопытного любителя задавать вопросы, но потом нерешительно спросил:
– Вы из этих самых?
Эта фраза вошла в обиход в те времена, когда всюду шныряли презренные агенты-провокаторы, а при Реставрации [7] под «этими самыми» имели в виду полицейских. «Он из этих самых, которые не эти самые». Фраза пережила обстоятельства.
– Я из этих самых, – подтвердил молодой полицейский, показывая свое удостоверение.
7
Реставрация – политический режим во Франции с 1815 по 1830 год. Период правления Людовика ХVIII.
– А как вас зовут?
– Лекок.
Лицо начальника надзирателей расплылось в широкой улыбке.
– В таком случае, – сказал он, – у меня для вас есть письмо. Его вручил мне ваш приятель, который был вынужден отлучиться… Вот оно…
Молодой полицейский мгновенно сорвал печать.
«Господин Лекок…»
Господин!.. Эта обыкновенная формула вежливости вызывала у Лекока легкую улыбку. Но не была ли она недвусмысленным признанием папаши Абсента превосходства его коллеги? Молодой полицейский усматривал в этом собачью преданность, которую он должен был оплатить сердечной привязанностью учителя к своему первому ученику. Он продолжал читать:
«Господин Лекок! Я заступил на дежурство с самого открытия, но около девяти часов сюда вошли три молодых человека, державшие друг друга под руки. По своей одежде и по манерам они были похожи на приказчиков. Вдруг я заметил, что один из них побледнел так, что стал белее своей рубашки. Он показал на одного из наших незнакомцев, которых привезли от старухи Шюпен, и сказал: “Гюстав!..”
Его приятели тут же закрыли ему рот рукой и принялись повторять: “Замолчи, бестолочь! Во что ты лезешь? Или ты хочешь, чтобы у нас появились неприятности?”
С этими словами они вышли, а я последовал за ними. Но тот, который это сказал, был до того взволнован, что не мог передвигать ноги. И им пришлось затащить его в соседнее питейное заведение.
Я тоже туда вошел, где и пишу письмо, поглядывая на них краешком глаза. Начальник надзирателей вручит вам это письмо, которое объяснит причину моего отсутствия. Вы же понимаете, что я буду следить за парнями. АБС».
Письмо было написано неразборчивым почерком, с множеством орфографических ошибок в каждой строчке, однако по смыслу оно было четким и ясным и должно было пробуждать большие надежды.
Лицо Лекока просияло. И когда он садился в экипаж, старый кучер, пуская лошадь рысцой, не смог удержаться от вопроса:
– Все идет так, как вы хотели?
Дружеское «Тише!» было единственным ответом молодого полицейского. У него было не так много времени, чтобы упорядочить в своем мозгу новые сведения.
Лекок вышел около решетки Дворца правосудия. Ему с трудом удалось уговорить кучера уехать, поскольку тот непременно хотел оставаться в распоряжении молодого полицейского. Когда Лекок подходил к левой двери, славный старик, стоя на козлах, кричал ему вслед:
– Контора господина Триго!.. Не забудьте!.. Папаша Папийон… Номер девятьсот девяносто восемь… Тысяча минут два…
Поднявшись на четвертый этаж левого крыла Дворца правосудия, Лекок обратился к секретарю, сидевшему за дубовым столом при входе в длинную, узкую и темную галерею, которую все называли «галереей следователей».
– Господин д’Эскорваль, несомненно, у себя в кабинете? – спросил он.
Секретарь печально покачал головой.
– Господин д’Эскорваль, – ответил он, – не пришел сегодня утром, и его не будет еще несколько месяцев…
– Как?.. Что вы хотите этим сказать?
– Вчера вечером, выходя из своей кареты, он неудачно упал и сломал себе ногу.
Глава XVI
Вы богаты, у вас есть свой экипаж, лошади, кучер… Когда вы едете, вальяжно расположившись на подушках, прохожие бросают на вас завистливые взгляды. Но вот кучер, перебравший лишнего, опрокидывает карету, или лошади пускаются вскачь, круша все на своем пути, или в минуту задумчивости счастливый хозяин оступается и ломает себе ногу, упав на бордюр тротуара…