Мученик
Шрифт:
— Пожалуйста, уходи, — сказал он, стараясь не смотреть на её. — Ты просишь слишком много.
Слишком много?сказала она. Её голос теперь был немного резким и действовал на нервы. Мне нужно, чтобы ты выслушал меня, Гроте. Это очень важно.
Он простонал. Он не мог слушать; не мог этого выдержать. Он закрыл свои уши, но каким-то образом всё ещё продолжал слышать её. Он закачал головой назад и вперёд, одновременно начав петь так громко, как только мог. Он по-прежнему мог слышать её, всё еще осознавал, что она говорит слова, но
Он закрыл глаза, её голос всё ещё гудел. Что ему сделать? Он так устал, ему просто нужен отдых. Как ему прогнать её?
В недоумении, он говорил себе, что она была всего лишь мысленной конструкцией: ЕГО мысленной конструкцией. Если он просто перестанет думать, он сможет прогнать её. Всё, что ему нужно — это вырубить себя, и он будет в порядке.
Там в выдвижном ящике стола находился шприц с новой иглой. Чтобы дотянуться до его, ему необходимо было убрать руки от ушей. Внезапно, её слова пронзили его голову с ещё большей громкостью.
Нет, Гроте!кричала она ему. Останови это безумие прямо сейчас! Ты абсолютно не понимаешь. Ты лишь навредишь себе!
Его бросило в дрожь. Ему необходимо успокаивающее. А вот и оно, уже на столе.
Гроте!сказала она. Разве ты не понимаешь? Это то, чего хочет Обелиск! Ты не соображаешь. Прекрати и послушай!
— Оставь меня в покое, — пробормотал он.
Он прикрепил иглу и начал набирать жидкость. Она оказалась более вязкой, чем он предполагал и с трудом проходила внутрь. Продолжая слушать нытье своей бабули, он перевязал руку и постучал по вене, а затем приставил к ней иглу.
Гроте, зачем ты это делаешь?спросила она.
— Мне просто нужно поспать, — сказал он и вонзил иглу. — Всего несколько часов сна.
Жгучая жидкость проникала внутрь вены, а затем его рука начала покалывать. Бабушка смотрела на него страшным взглядом, переполненным скорбью.
Ты думаешь, что это успокоительное?спросила она, покачала головой и отступила, на её лице было выражение ужаса.
Это не то, чем оно кажется. Ты лишь ускорил Воссоединение. Ты должен спешить к Обелиску, сказала она. Зона окружающая Обелиск — это мертвый космос; мёртвое пространство, которое остановит в тебе этот процесс и защитит от его развития. Ступай туда, покажи остальным, что с тобой случилось и предупреди их. Ты должен убедить их оставить Обелиск в покое. Ты должен попытаться остановить Воссоединение, пока не стало слишком поздно. Это важно, чтобы ты убедил их. Очень-очень важно.
А потом она медленно растворилась в небытие.
Некоторое время он так и сидел, испытывая облегчение, пока до него не начало доходить — всё, что она говорила, было не для того, чтобы досадить ему; она говорила правду.
О, Боже,подумал он, глядя на пустую ёмкость на столе, пустой шприц, и понимая, что он только что вколол. Он посмотрел на свою руку: странная опухоль в вене, болезненное волнообразное движение, которое не принадлежало к его собственным, теперь оно исходило глубоко из его руки.
Он дотянулся и включил сигнал тревоги, но затем обнаружил, что не может спокойно усидеть на месте. Что-то было не так. Что-то уже начало изменяться. Его рука покалывала, началось онемение, и теперь волнообразные колебания стали еще больше, начали распространяться. Ему нужно было выйти, он должен был увидеть Обелиск, должен поговорить с ним. Его бабушка сказала — Обелиск спасёт его.
Он рванул из помещения и направился вниз по спиралевидному коридору. Аварийная сирена продолжала выть, начали выходить люди, все они были озадачены. Спотыкаясь, он промчался через две лаборатории, для которых у него была карточка доступа, а затем через прозрачный коридор, на стенах которого играла вода, постепенно повышаясь в уровне.
Там, в конце, была дверь, ведущая в отсек с Обелиском, перед ней стояли двое охранников.
— Впустите меня, — сказал он.
— Извините, Профессор Гут, — сказал один из них. — Включен сигнал тревоги. Разве вы не слышите?
— Что с вашей рукой? — спросил второй странным голосом.
— Я дал сигнал к тревоге. Вот почему я должен войти. Рука, — невнятно произнес он. — Мне нужно поговорить с ним о руке.
— Нужно поговорить с кем? — подозрительно спросил первый охранник. Оба караульных подняли своё оружие.
— С Обелиском, тупица! — сказал он. — Мне нужно, чтобы он сказал мне, что со мной происходит!
Охранники переглянулись. Один из них начал быстро сообщать что-то в модуль связи; второй теперь активно направлял на него пистолет.
— Итак, Профессор, — сказал он. — Успокойтесь. Вам не о чем волноваться.
— Нет, — сказал он, — ты не понимаешь. К этому времени в коридоре уже находились и другие люди, они стояли за его спиной, наблюдали, озадаченные. — Всё, что я хочу — это увидеть его, — умолял он охранников.
— Что случилось с его рукой? — спросил кто-то позади его.
Теперь рука была искривлена. Она была повёрнута в обратную сторону, как если бы её отрезали, перевернули, а затем снова пришили. Теперь этот процесс затронул не только руку, но также и плечо, и грудную клетку — всё изменялось.
Он попытался заговорить, но из его уст доносилось лишь нечто, похожее на глубокий звук рвоты. Сигнал тревоги все ещё работал. Он сделал шаг вперёд, теперь охранники выкрикивали предупреждения. Он поднял руку перед собой и они отскочили назад, медленно отходя в сторону. Я буду стрелять! Я буду стрелять!выкрикивал один из них, но не стрелял.
Сейчас Гут был у двери, он провёл своей карточкой. С глухим звуком пуля вошла ему в ногу, но это уже не имело значения, он едва почувствовал её. А потом дверь открылась и он ввалился внутрь.
Отсек был пуст, за исключением его и Обелиска. Он направился к нему, его раненная нога внезапно отказала. Волочась на коленях, он продолжал движение, пока в конце концов не смог прикоснуться к нему.
Что бы не происходило в его руке, было похоже на то, что оно прекратилось. Лучше не становилось, но и не ухудшалось тоже. Обелиск помогал. Обелиск остановил это. Он вздохнул с облегчением, а затем вздрогнул от пронзительной боли в ноге.