Мудрец. Сталкер. Разведчик
Шрифт:
– Дерьма-то, – сказал Техас. – Стоило в Париж ездить. На любом китайском рынке…
– Дурак ты, Техас, – бросила Синильга. Была она метиской, в Якутии говорят – сахаляркой. Редкой красоты девушки рождаются там от смешанных браков, черноглазые, со снежно-белой кожей… Только быстро линяет в Зоне любая красота…
А Кобра – она и есть Кобра, прикинула к себе розовую комбинацию, зашипела:
– От вас вообще хрен чего дождёшься, даже китайского… Юкка не в «Самаритэн» для бедных отоваривался, он не поленился в «Галери де Лафайет» сходить… Потому что – мужчина!
И в доказательство сунула Техасу в нос яркую этикетку.
Но не пришлось официанткам примерить обновки, так как вышибала Колчак объявил:
– Ахтунг, ахтунг! Матадор с компанией! Уже хорошие!
– Это плохо, – сказал Арчибальд. – Очень плохо. Очень я не люблю, когда надираются на стороне. У нас что – коньяк прокис? Или отбивные несвежие? Я объявление повешу: «Приносить внутри себя спиртные напитки запрещается».
Но загремела тяжёлая дверь, и вломились в «Хардчо» четверо героев давешней игры «Освободите Белого».
– Месье Арчибальд! – вскричал Матадор. – Всем шампанского!
– Что за праздник? – поинтересовался бармен.
– Та в його тепер кожный день – свято, – объяснил Мыло. – Решил прогулять свою Испанию…
– Не праздник у меня, – пригорюнился Матадор. – Несчастье у меня. В Каталонии запретили корриду. Скоро и во всей стране запретят…
– Ничего, – сказал Огонёк. – С кровососами оттянешься, как все нормальные люди…
– Ты живой ещё? – изумился Матадор. – Ну так мы это дело быстро исправим…
– Солидный вроде бы человек, – сказал Арчибальд. – Сказано же – драки только в вечернее время!
Матадор посмотрел на часы:
– Так уже скоро! Чего тянуть?
Но Киндер и Дэн Майский, ныне Печкин, ухватили седого гусара за руки и силой усадили за стол подальше от чистильщиков.
– Мыло, – с упрёком сказал Арчибальд. – Это где вы так захорошели?
– Та мы трошечки, – сказал Мыло. – Нехай дивки ковбасу тащат, та вареникив, та вустриц…
– Устрицы у меня сегодня особенные, – подбоченился бармен. – Тасманийские. Называются crassostrea gigas. Знатоки ценят их за солоноватый вкус…
Электровениками забегали с подносами Кобра и Синильга, причём Кобра спрашивала у каждого, не встречал ли он Ниндзю.
Ниндзю никто не видел, только Мыло вдруг запел: «Ниндзя рыбка, Ниндзя птычка, Ниндзя гарна молодычка!»
– Хорошо в Зоне питаются, – сказал Печкин-Майский. – Разнообразно. Вчера жареная крыса, сегодня – тасманийские устрицы…
– Но! – воскликнул Киндер. – Завтра-то опять будет крыса!
– Увы! – запечалился пьяненький журналист.
Он уже немножко обвык в Зоне, сходил туда несколько раз с новыми друзьями в связке, благо погода позволяла, и совсем было начал считать себя сталкером, но жестокий Матадор каждый день указывал ему на ошибки и объяснял, каким образом столичный гусь мог погибнуть вон за тем пригорочком и вон на той тропочке…
– Выброс ночью будет, – вдруг объявил из угла Батюшка, не отрываясь от своего увлекательного чтения. Одной рукой он перелистывал страницы, другой подливал себе в стакан.
– А наука что говорит? – спросил внезапно протрезвевший Матадор.
– Это вам наука говорит, – сказал Батюшка, опрокинул стакан, выдохнул и продолжил: – А меня Господь путеводит в правде своей…
Но было до ночи ещё далеко, и думать о Выбросе никому не хотелось.
Вышибала Колчак то и дело объявлял о новых посетителях, и скоро обширный зал наполнился до отказа.
Настроение у всех было приподнятое – Зона, притихшая под палящими лучами, лютовала не сильно, артефакты снимали как с куста – не самые редкие, зато много, так что Арчибальд не успевал оценивать хабар и раскладывать его по контейнерам. А главное – все возвращались живыми… Даже Семецкий сегодня ни разу не погиб, не сообщали об этом сталкерские наладонники…
Только безутешная Кобра всё расспрашивала гостей про своего Ниндзю.
Ниндзю никто не видел.
Тут и там поднимали тосты – и первый, и второй, и третий, и четвёртый – за Белого.
Потом появился местный бард Серёга Воркута – несмотря на жару, в свитере, с гитарой, и запел в притихшем зале на мотив «Баксанской»:
Мы с тобой всегда ходили в паре.
Нам с тобою дьявольски везло.
Третий вечер коротаем в баре,
Здесь всегда уютно и тепло.
Мы всегда найдём, за что нам выпить.
Поводов немало и причин.
За Периметр и за город Припять,
И за тех, кто в звании мужчин.
Вспомни, товарищ, всё, что было встарь.
Как мы от мутантов чистили Янтарь,
Как загрохотал твой верный пулемёт,
Как мы шаг за шагом двигались вперёд…
– Слова примитивные, а душу бередят, – сказал Матадор. – Хотя о многом и вспоминать не хочется…
– Субкультура! – сказал Печкин.
…Первая у нас уже разлита.
Приступаем тут же ко второй.
Если кто дойдёт до Монолита –
Это будем точно мы с тобой.
Пожелаем, чтобы после чарки
Нам не снились страшные часы..
Ближе, чем конвойные овчарки,
Стали нам чернобыльские псы.
Вспомни, товарищ – тьма со всех сторон,
Небывалый Выброс, ненадёжный схрон,
Смерть за стеною, смерть над головой,
И собак незрячих леденящий вой…
– Недоскональна писня, – заметил Мыло. – Колы Выбрис, так уси собаки мовчать…
– Ну, за Белого, – сказал Киндер. – Хотя, честно говоря, ни хрена мы его не спасли. Но! Помогли ведь завершить операцию? Помогли…
– Кто бы мог подумать, что он такой ушлый, – сказал Матадор. – Он ведь по жизни дитё совершенное…