Мудрец. Сталкер. Разведчик
Шрифт:
– Ну да, – сказал молчавший дотоле Матадор. – В ночь перед Рождеством он спал на лавочке. Девочка со спичками. Это не показания у нас получаются, а святочный рассказ…
– Какое Рождество? – сказал Паша. – Тепло было – июнь же месяц на дворе… В декабре я бы точно себе подвальчик надыбал…
– Июнь, – сказал Майор. – Какого года?
Черентай ответил.
– Хотя бы год. Совпадает, – сказал Майор. – Ну и где же. Ты мотался. Столько лет. Прежде чем. Пришёл сюда. Цирк нам устраивать.
– К-какие столько лет? Я что – в полной отключке был?
– Получается да, – сказал Майор. – По-твоему. Месье Арчибальд. Чистое длинное полотенце.
– Постойте! – закричал Белый. – Всё совпадает! Город Кошкин! Так и должно быть. Он не лжёт. Именно этот город.
– Никогда не слышал, – сказал Матадор.
– Это город, – сказал Белый, – в котором я появился на свет семь лет назад.
Глава четвёртая
Когда майора Каргина с треском уволили из внутренних органов за грубость и бестактность (уложил при облаве в ночном клубе мордой в паркет известного визажиста), он решил стать частным детективом.
В напарники к Каргину пойти никто из коллег не пожелал – «Хороший ты мужик, Сева, в деле, но характер у тебя по жизни тяжёлый». Из-за этого характера он и семью потерял.
Первый же клиент, начальственного вида мужчина, пожаловался:
– Видите ли, я подозреваю, что супруга моя, Ланочка, не верна мне…
Майор посмотрел исподлобья и сказал:
– Хрюли там. Подозревать. Ты на себя. В зеркало. Глянь. Тебе рога. Не прилепить. Это женщине. Себя не уважать. Моя ставка. Пять кусков в день. Плюс текущие.
Клиент вылетел из офисной клетушки с возмущённым визгом, а Каргин вздохнул:
– Ну не умею я. С такими людьми.
Вообще-то он ни с какими людьми не умел, кроме бандитов. Зато уж с этими он умел хорошо.
Вот и не вышло из него ни Пуаро, ни даже Майка Хаммера, а ведь на что грубый был мужчина Майк Хаммер с быстрым револьвером.
Вот и устроился Каргин обычным охранником в районном филиале московского «Сталкербанка» – сутки через трое. Потом вырос до старшего инкассатора. Несмотря на профиль банка, не интересовался ни Зоной, ни тамошними делами. Стражник в офисе «Лукойла» тоже, поди, не буровой мастер…
А про киллера Гороха позвонил Картину бывший сослуживец:
– Объявился твой снайпер. Из Киева сообщили. Только они сказали, что ловить не будут, потому что он ушёл в Зону…
Майор скоропалительно уволился и поехал в Киев…
…Когда Белый в тот вечер перед Рождеством предложил ему и Печкину особого рода расследование, Майор сразу согласился. Не то чтобы Зона ему надоела – просто там он постоянно чувствовал, что занимается не своим делом. Да и слишком легко там: увидел врага – стреляй, а не беги к прокурору за ордером. И объяснений писать не нужно. Как-то несерьёзно…
И Печкин согласился – в конце концов, ему пришлось бы придумывать герою какую-никакую биографию. А тут появился шанс установить подлинную…
Хоть и невелик был этот шанс.
Ничего о себе не знал Белый. Даже имени своего не знал.
– Поедем, – сказал Майору в тот вечер Печкин. – Сразу после Нового года и поедем. Что мы теряем? Зима так и так пропащая. К тому же работа по специальности: журналистское расследование, подкреплённое милицейскими методами… И народ по случаю праздника расслабленный, на разговоры податливый…
– Поедем, – согласился Майор. – Только вот. Ты меня. Поучи как. А то я действительно. С людьми. Как-то разучился. Может. И не умел.
– Делай как я! – махнул рукой журналист. – К тому же клиент платит…
– Мы с тобой, – сказал Майор. – Его крестники. Мы теперь обязаны. Дело чести. Не говори «клиент». Про Белого. А то. Тяжкие телесные.
– Гуманизация ментовского менталитета, урок первый, – сказал Печкин. – Никакой разговор не следует начинать с угрозы. Это может насторожить собеседника… Вот ещё не помешала бы нам легализация…
– У хорошего мента, – сказал Майор. – Ксив должно быть до черта. И они есть. Фотографии. Мыло вклеит.
– Вот, гуманизируешься помаленьку, – сказал Печкин. – И ещё. Мы возьмём туда с собой Черентая…
– Соображаешь, – сказал Майор. – На живца. Только почему. Ты уверен. Что его «демон». До сих пор. Там ошивается.
– А потому что некуда нам больше ехать, кроме как в город Кошкин, – сказал Печкин. – Я и не знал, что есть в России такой город – Кошкин…
– Я тоже, – сказал Майор. – Надо пробить.
– Если существует в России город Мышкин, – сказал Печкин, – то должен где-то быть и Кошкин. Это диалектика, Ватсон.
– Но для начала, – сказал Майор. – Следует опросить. Тех, кто в Зоне. Начиная с Белого. Поехали.
Неизвестный по прозвищу Белый, возраст примерно 30 лет
Право, я затрудняюсь, с чего начать. Осознавать себя я начал там, в санатории «Глубокий сон». То есть сначала я не знал, что это санаторий.
Говорят, что в первые дни я был как младенец, но быстро начал повторять слова за людьми, а потом и связывать эти слова в предложения и фразы.
Каждый день я вспоминал всё новые и новые слова. И не только русские. Я прекрасно понимал, что нахожусь в России, на планете Земля. Я знал, что такое частная нервная клиника. Я понимал, что «Глубокий сон» – клиника дорогая, из чего сделал поспешный вывод, что являлся состоятельным человеком или имел состоятельных родственников.
Профессор Сметанич назвал моё заболевание лакунарной амнезией.
– Ваша память превратилась в кружево, дорогой мой, – сказал профессор. – Но не сплетённое, а вырезное – как вырезают из многократно сложенного листа бумаги снежинки. Не представляю, как можно столь выборочно стирать память. Как в кинокомедии про жуликов: «Вот тут помню, а вот тут не помню». Интересный случай, дорогой мой! Если я пойму, как именно обработали ваши мозги, – все спецслужбы мира поставят мне памятник. Нам с вами… Уж очень вы не похожи на обычных «потеряшек»…