Мурзук
Шрифт:
Старуха не успела докончить: Садрейка ногой вышиб у нее из рук ковш, закричал и забился в судорогах.
Бабка проворно отскочила.
– Силен бес, силен! – заговорила она, сама, видно, жестоко перетрусив, и, крестясь и отплевываясь, стала пятиться в темноту.
Никто не решился ее остановить, спросить, как быть с больным. Под утро ребята, больше всего боявшиеся, что Садрейку увидят милиционеры, решили спрятать его с глаз. Они перетащили больного в избу с провалившейся крышей. Дверь снаружи приперли колом. По двое и по трое дежурили около
Весь следующий день Садрейка был в диком возбуждении. Он без умолку говорил о чертях, колдуньях, волках и собаках, поминутно просил пить, но с ужасом отталкивал от себя кружку, задыхался и вскрикивал. Тайке казалось, что уж там, в избе, теперь не человек, а зверь или бес. К вечеру речь его стала совсем бессвязной и отрывистой, голос хриплым. Он кидался на стены, падал, скреб землю ногтями, рвал на себе рубаху и царапал тело. Кровавая слюна бежала у него изо рта, глаза стали неподвижны, он выл и щелкал зубами.
Наконец Садрейка свалился на пол и остался лежать без движения, изредка лишь вздрагивая, бормоча и вскрикивая. Еще через полчаса он затих совсем.
Ночью Тайка видела, как люди в белых халатах вынесли его из развалившейся избушки, положили на телегу и куда-то увезли.
Не прошло и месяца со дня гибели Садрейки, как вся жизнь вокруг Тайки изменилась.
Мирный городок стал неузнаваем. Двери во всех домах закрылись, улицы опустели. Детей совсем не было видно. Взрослые ходили с палками, поминутно оглядываясь. Базар превратился в пустыню, лавки стояли заколоченные.
Карабаш неожиданно куда-то исчез вместе с овчаркой и ее щенками. Снова голодная, Тайка бродила по городу, выпрашивая милостыню. Часто теперь ей приходилось помогать забивать дыры в заборах, заваливать собачьи лазейки. За это давали ей кусочки хлеба.
Странные разговоры слышала Тайка в эти дни, странные видела картины.
Приезжие крестьяне прямо на улицах продавали с телег овощи, мясо, крупу. Около телег кучками собирались хозяйки. Но стоило только поблизости тявкнуть собачонке, как женщины с криком разбегались по домам.
– Ну как? – с тревогой спрашивал сосед у соседа через плетень. – Ничего не чувствуете?
– Ничего будто. Доктор говорит: вовремя захватили. Свинья вот у меня чего-то…
– Убейте, сейчас же убейте!
– Да, может, обойдется. Нельзя же так, не разобравши.
– Не желаете? Сегодня же заявлю на вас!
– Ах так! Тогда я на вашу корову заявлю!
И соседи, всю жизнь прожившие в мире, ссорились.
С утра до ночи по улицам разъезжали телеги с большими железными клетками. В клетках бились, выли, грызлись друг с другом всевозможных пород собаки. Каждую такую телегу сопровождало двое здоровых парней, вооруженных длинными железными щипцами и палками.
Бродячие собаки при виде их разбегались. Собачары, оставив клетку посреди дороги, бросались за ними. Загнав пса в тупик, они хватали его щипцами за горло, за ногу, за что попало, волокли к телеге и кидали
Собак в городе было множество, и им была объявлена беспощадная война.
Тайке чудилось: нечистая сила носится по городу, превращает дома в крепости, улицы и площади – в поле битвы, сеет страх и вражду среди людей. Тайке всюду мерещились бесы.
Кругом только и говорили о бешенстве. Все в городе знали теперь, что пробежавший по главной улице волк был бешеным. Он искусал много собак. От его ядовитой слюны, попавшей в кровь, заболевали собаки. Они кидались на людей, на других собак, кошек и прочих животных и заражали их страшным ядом бешенства.
Врачи проглядели опасность, не приняли вовремя мер. Уже взбесилось и умерло несколько человек. Взбесилось много собак, несколько свиней, кошек, коров и лошадей. Были изданы строгие приказы: всем укушенным людям являться на прививку; всех подозрительных животных доставлять в лечебницы. Врачи исследовали там кровь животных и, если находили болезнь, сейчас же убивали их. А из центра пришло распоряжение немедленно уничтожить всех бродячих собак в городе.
Жить на улице в такое время было страшно. Сколько раз уж Тайка хотела сама подойти к милиционеру, чтобы он отвел ее в детдом. «Лучше сидеть в детдоме, – рассуждала она, – чем каждую минуту рисковать встретиться с бешеным животным».
Но каждый раз девочку удерживала мысль о Карабаше. Тайка была уверена, что он не дался в руки собачарам. Их чуяли издали даже собаки с неважным нюхом. Карабаш, верно, потому и бежал с базара, что там устраивали облавы на собак. Он небось бродит теперь где-нибудь на окраине. Попадешь в детдом – и уже никогда больше не увидишь его и маленького черноголового щенка.
И Тайка решила во что бы то ни стало разыскать своих пропавших друзей.
Глава третья
Беглецы
Тайка жила теперь на чердаке заброшенного дома. Спать на улице было опасно: по ночам, когда собачары переставали ездить со своими щипцами и клетками, из всех углов и закоулков вылезали на улицу собаки.
Тайка подумала, что и Карабаш, верно, прячется где-нибудь днем, а ночью ищет себе еду. Она решила не спать ночь и поискать его по городу. Как только смерклось, она спустилась со своего чердака.
Ночные улицы были пустынны. Кой-где только стояли на постах милиционеры. Тайка, крадучись, обходила их. Чем темнее становилось, тем чаще ей попадались собаки. Они появлялись из тьмы неожиданно и быстро исчезали, заметив человека.
На перекрестках Тайка останавливалась и звала:
– Карабаш! Карабаш!
Ее голос разносился далеко по безмолвным улицам и замирал в темноте.
Ей становилось жутко: вдруг из темной пустоты появится не Карабаш, а бешеный пес бросится на нее. Тайка кидалась к забору, к высокому крыльцу – прислушивалась. Но нигде не было слышно ничьих шагов, и она шла дальше.