Муссон

Смит Уилбур

Хэл хотел сесть, но не нашел в себе сил оторвать плечи от тюфяка.

— Помоги мне, Том. Помоги встать, я должен выйти на палубу. Надо приготовить корабль к походу. Мы должны найти Дориана.

Том протянул руку, чтобы удержать отца, и подумал: «Он не знает. — Печаль грозила затопить его. — Как ему сказать?»

— Давай, парень. Помоги мне. Я слаб, как новорожденный теленок.

— Отец, ты не сможешь встать. Тебе отняли обе ноги.

— Не говори вздор, Том. Ты испытываешь мое терпение.

Отец пришел в такое возбуждение, что Том испугался,

как бы он не навредил себе. Доктор Рейнольдс предупредил, что от резких движений могут разорваться швы и кровотечение возобновится. «Надо убедить его, ради его же блага».

Том наклонился над отцом и отбросил легкое хлопчатобумажное покрывало с нижней части его тела.

— Прости, отец. Я должен тебе показать.

Очень осторожно он просунул руку под плечи Хэла и приподнял его, чтобы он мог посмотреть на свои ноги.

На тюфяке лежали гротескно укороченные конечности в повязках, на которых бурыми пятнами засохла кровь. Хэл долго смотрел на них, потом снова упал на тюфяк. Минуту Том думал, что отец опять потерял сознание. Но потом увидел, как из-под закрытых век отца показались слезы. Это для него было уже слишком. Он не мог смотреть, как плачет отец. Нужно его оставить, пусть сам примирится со своей участью. Том набросил покрывало на ужасные раны, на цыпочках вышел из каюты и неслышно притворил за собой дверь.

Когда Том вышел на палубу, его уже ждала шлюпка, чтобы перевезти на «Минотавр». Капитан Андерсон на юте негромко разговаривал с Уилом Уилсоном.

Том взглянул на восемь завернутых в парусину тел. Каждое лежало на собственной решетке, к ногам каждого савана было привязано большое круглое ядро. Том узнал Дэниела Фишера по росту — по сравнению с его трупом остальные казались карликами.

— Мистер Уилсон, пожалуйста, начинайте движение и введите корабль в проход.

Черные паруса «Минотавра» подходили для этого траурного плавания. Корабль вышел из залива и двинулся на запад. Постепенно вода под килем из бирюзово-зеленой на отмели превратилась в царский пурпур океанских глубин.

— Пожалуйста, мистер Уилсон, корабль в дрейф.

«Минотавр» повернулся носом к ветру, и Андерсон начал произносить звучные слова погребальной службы.

— Из бездны воззвал я к тебе…

Ветер скорбно шумел в снастях; Том, обнажив голову, стоял у грот-мачты и думал, как много потерял за последние дни: отца, брата и дорогого друга.

— И бездне мы предаем тела.

У каждой решетки стоял матрос. Они одновременно подняли решетки, и тела в саванах скользнули за борт и ногами вперед ушли в воду; их сразу утянули вниз тяжелые железные ядра.

Уил Уилсон кивнул пушкарям, стоявшим наготове у пушек, и в облаке порохового дыма прогремел первый выстрел салюта.

— Прощай, Большой Дэнни. Прощай, старый друг, — прошептал Том.

В тот же вечер Том сидел у постели отца и негромко рассказывал ему о событиях дня. Он не был уверен, что Хэл понимает все, что он ему говорит, потому что отец не делал никаких замечаний и как будто погрузился в беспамятство. Однако,

говоря, Том чувствовал себя ближе к нему по духу, и это помогало ему справиться с одиночеством старшинства, с тягостным бременем, которое он ощутил впервые в жизни.

Когда он наконец замолк и собрался уйти на свой тюфяк на палубе, Хэл ощупью нашел его руку и слабо пожал.

— Ты хороший парень, Том, — прошептал он, — вероятно, лучший из всех из них. Хотел бы я…

Он замолчал и выпустил руку Тома. Голова его повернулась, и он негромко захрапел. Том так и не узнал, чего хотел бы его отец.

Через несколько дней Том заметил, что к отцу постепенно, мало-помалу возвращаются силы. Он мог теперь дольше сосредоточиваться на рассказах Тома, прежде чем терял сознание.

Через неделю Том мог спрашивать у него совета и получать разумный ответ. Однако когда он спросил доктора Рейнольдса, скоро ли отец наберется достаточно сил, чтобы выдержать плавание в Англию, врач покачал головой.

— Через три дня — это будет четырнадцатый день после ампутации — я смогу убрать швы. Даже отплыв через месяц, вы все равно подвергнете его серьезному риску, особенно если попадем в бурю. Ради безопасности следовало бы подождать два месяца. Ему нужно время, чтобы окрепнуть.

Том отправился на поиски Андерсона и обнаружил, что тот присматривает за погрузкой захваченного тяжелого груза.

— Капитан Андерсон, я обсудил с отцом судьбу арабских пленных.

— Надеюсь, он не собирается их отпустить? Они пираты, это очевидно. Они убили сотни честных моряков.

— Мы не можем их освободить, — согласился Том. — Помимо иных соображений, это создаст опасный прецедент. Нельзя выпускать на морские линии такую стаю тигровых акул.

— Рад это слышать, — сказал Андерсон. — Веревочная петля — вот их последний пункт назначения.

— По последним подсчетам у нас их пятьсот тридцать пять. Это уйма веревки, капитан Андерсон, и я сомневаюсь, чтобы наших реев хватило на всех повешенных.

Андерсон затянулся трубкой и задумался о проблеме казни такого количества людей.

— С другой стороны, на невольничьем рынке они стоят не меньше тридцати фунтов за голову, а может, и больше, — заметил Том.

Андерсон смотрел на него, выпучив голубые глаза. Он об этом не подумал.

— Клянусь кровью Христовой, они этого заслуживают. Но продавать их на Занзибаре нельзя, — сказал он наконец. — Султан не позволит продавать на своих рынках мусульман. Нас в таком случае ожидает новая война.

— Зато у голландцев нет таких предрассудков, — сказал Том. — И они всегда ищут рабов на коричные плантации Цейлона.

— Вы правы, — радостно прищелкнул языком Андерсон. — До Цейлона и обратно пять тысяч миль, но ветер попутный, а тридцать фунтов за голову окупят такой крюк.

Он быстро подсчитал в уме.

— Святые небеса, да это примерно шестнадцать сотен фунтов!

Он снова помолчал, подсчитывая свою долю от этой сделки, потом улыбнулся.