Мусульманская Русь
Шрифт:
Аллея, по которой они ехали, была засажена яблонями. Во дворах обязательно много зелени и деревья множества пород. В палисадниках росли ягодные кусты и целые клумбы цветов. Астры, георгины, бальзамины, левкои, сирень. Были улицы березок, отдельно тополей, ореха и других. Тот, кто это планировал, имел вкус и старался ничего не делать по одному шаблону.
— Приехали, господин инженер, — сказал извозчик, останавливая пролетку. — Вот ваша будущая квартира.
Откуда он знает, что инженер? — удивился Равиль, вручая честно заработанный за поездку и озвучивание сплетен дирхем. Хотя да. Пристань. Здесь только из Управления селят, не далее как четверть часа назад он же и рассказывал.
—
И это тоже Русь, оглядевшись по сторонам, подумал Равиль.
Из палисадника дома напротив выглядывали две девицы, причем одеты были совсем не по-русски. В цветастых блузках и без косынок на голове. Что местные хазачки вели себя достаточно свободно, не оглядываясь на грозные предписания из Владимира о чинном поведении лиц женского полу, он уже понял.
— Сосед новый, — не особо понижая голоса, сказала та, что повыше, и обе рассмеялись. Интересно будет потом познакомиться.
Март 1932 г.
Самолет плюхнулся на землю не самым лучшим образом. Вроде это называется «дать козла». Внутренности в очередной раз екнули и попытались вылезти наружу. Кто бы там ни сидел за штурвалом, лучше ему пройти курсы повышения квалификации. После страшной тряски от этой самой… турбулентности, выдуманной летчиками, чтобы оправдать свое неумение, еще и это. Я не выдал наружу все, чего еще не переварил, по одной простой причине — нечего. Нормально поесть не дали. Пришли добрые молодцы с усталыми глазами и в черных костюмах, показали бумагу о высылке из самого свободолюбивого и свободного на свете государства — Австрийской империи.
Кто они такие — спрашивать не стоило, в любой стране лица в подобных организациях одинаковые. Зашиваются, бедняги, защищая закон и порядок от разнообразнейших зловредных типов вроде меня. В другой обстановке они бы мне, обязательно под пиво, рассказали о своей тяжкой доле, и как дома почти не бывают. Вечно приходится отлавливать недовольных. Ты их ловишь, ловишь, а они, как плесень, снова и снова на пустом месте заводятся.
Я не особо удивился — чего-то в этом роде ожидал еще неделю назад, сразу после публикации статьи и красивых фотографий. Странно было, что сначала со мной еще беседы проводили на тему правильного освещения событий. Ага. Разбежался я предъявлять свои писания в пресс-службу. Где это видано? Пусть в своих газетах вычеркивают, что им не нравится, а мне голову не морочат. Обязательно теперь поплачусь читателям даже в США, как зажимают прессу и лишают мир честной информации.
Занимательно, что еще и в нашем посольстве намеки делали и изображали большие глаза по поводу обиды канцлера и его окружения на русских. При чем тут вообще русские? Или не делайте открыто гадостей, или не обижайтесь, когда о них сообщают. Вот, положа руку на сердце, про меня в свое время могли нечто подобное написать? Еще как! И между прочим, и писали англичане, хотя и не лично про меня, а про работу Ярославской добровольческой бригады в ущелье между Чечней и Грузией… Ой, мама дорогая, уже забыл, как оно называлось. Короче, плевать хотели мы в тот момент на всяких писак, считая себя правыми, но фотографироваться на фоне сожженного аула — это ненормально. Таким не гордятся, и потомкам любоваться на трупы ни к чему.
Немцы — что дети. Оторвут лапки у муравья или крылья у бабочки и с интересом смотрят. И северные, и южные. Жестокие, беззастенчивые и любят поиграть в войнушку. Спокойно жить не могут. Я успел скататься перед Австрией на местные маневры и полюбоваться на замечательное зрелище единства народа и армии.
На представление собралось не меньше трехсот тысяч зрителей, жаждущих понюхать вонь от артиллерийских орудий и потных носков. Масса энтузиазма и приветственных криков. И казалось бы, жители трех сотен мелких государств, не считая крошечных графств, епископств и вольных городов, должны вести себя по-разному, но все дружно заходились от счастья при звуках маршировки. Это что-то труднообъяснимое, но характер у народов все-таки существует. Анекдоты про типичное поведение не на пустом месте рождаются.
Так что я вежливо выслушал нотации, не проявляя недовольства, а ведь вполне могу послать всех по известному адресу, хотя, как вежливый человек, проделал это не вслух, а мысленно. Я вообще не в Австрии аккредитован, и меньше всего волнует недовольство дипломатических чиновников. «Красная звезда» как раз все целиком напечатала, и пока оттуда не раздалось грозного рычания главного редактора, накрученного из Кремля, мне как-то фиолетовы чьи-то расклады. Я достаточно пожил и повидал, чтобы не реагировать на значительные слова о благе государства Русского или какого еще. Тут они свои шкурные интересы пробивают. Наши чиновники из МИДа давно уже не смеют вякать самостоятельно и, получая указания из Владимира, совсем другим тоном разговаривают.
Пассажиры оживились при виде длинного здания аэропорта и начали вставать. Компания подобралась замечательная. Почти все с легкой печатью интеллекта на челе. Глупые сейчас бегут к границе ножками, в надежде на хороший прием. Выкидывать назад их не будут, что да, то да, но проигравшие никому не интересны. А вот эти типы почти наверняка из среднего эшелона АНП (Австрийская Народная партия). Те, что сами не стреляют, но сидеть на месте опасаются, во избежание санкций от обидевшегося имперского правительства. Слишком жареным запахло. Стрелять перестали, но аресты продолжаются. Военное положение позволяет задержать любого без предъявления обвинений. Пьер сказал, что уже под Инсбруком целый лагерь для перевоспитания имеется, но туда нас даже близко не подпустили.
Будут теперь продавать соратникам с германской стороны границы связи и знакомства, пополам с интересной информацией. Ничего особо хорошего им не светит, но на хлебушек хватит. По мне, самые противные — других подстрекают, а сами в жизни ничего делать не будут. Теоретики как правильно построить общество, не утруждая ручек. И совесть у них спит как здоровый младенец. Всю грязную работу делают другие. Даже семьи не взяли, их дома все равно трогать не будут. Они ж европейцы, про круговую поруку и кровную месть вспоминают, только когда инородцев касается.
Я бодро прошел мимо дисциплинированной очереди с напряженными лицами, но ни один не посмел возмутиться.
Скандал новым эмигрантам сейчас ни к чему, да и любому понятно: раз иду, значит, имею право. А право вещь такая — сколько возьмешь, столько и будет. На Востоке в таких случаях принято громко орать, демонстрируя свое более высокое положение, а здесь сойдет и простая целеустремленность. Им и в голову взбрести не может, что я сам себе что-то разрешил.
Дождавшись, пока очередного приезжего проверят, помахал паспортом под носом таможенника. Все равно всех вещей — один чемодан, я ж не на всю жизнь ездил, а осмотреться. Давно уже научился быть готовым ко всему и держать в прихожей тревожный чемоданчик. Как говорят на Руси: «От тюрьмы и сумы не зарекайся», — так я готов всегда к любому повороту событий. И к срочной командировке, и что отправлюсь за решетку. Были прецеденты. Не везде столь гуманны, чтобы высылать сразу. Пара смен одежды, зубная щетка, бритва и еще кой-чего по мелочи. Веса немного, но на первый случай хватает.