Музей богов
Шрифт:
— Да какой из меня теперь бог. Название одно… Так меня называли и сейчас иногда величают, я же сказал… — Сидящий напротив на некоторое время замолчал, а потом задумчиво произнес: — Вот ведь судьба! Никогда раньше не желал подобного, случайно получилось. Веришь? Ладно, не отвечай. Масса народа в меня верит, а все из-за одной страшной и в то же время романтической истории. Обиделся я тогда сильно. Это вообще один из моих минусов: прощаю, что обычно не прощается, зато обижаюсь на самые заурядные мелочи. Причем обижаюсь на тех, на кого обижаться-то не следовало бы. Когда-нибудь расскажу, если будет кому рассказывать, а у слушателя сохранится способность к восприятию.
— Расскажи сейчас мне, — набравшись духу, попросил я. — Или времени как всегда нет?
— Сейчас? Тебе? Время-то есть, особенно сейчас. Время вообще весьма пластично. Его можно и растянуть, и перегнуть, и скрутить
— Не припоминаю что-то…
— Да помнишь, помнишь. Только не знаешь, что там был я. Вспомни чудаковатого питерского профессора, которому ты чинил его компьютер, а тот вместо оплаты за труды поведал об отдельных реалиях нашего мира, до того остававшиеся тебе неизвестными? Вспомнил?
— Погоди… Так что, это ты что ли? Не может быть.
— Да, это был я. Вот смотри…
В этот момент лицо байкера как-то задрожало, расплылось, черты лица сместились, и передо мной сидел тот самый человек, которого я некогда знал под именем Алексея Сергеевича Данилова. Более того, его искали, а я уже однажды брался за поиски. Но схалтурил, за что и расплачиваюсь по сей день.
— Вспомнил? — спросил мой собеседник, приобретая прежний, байкерский облик. — То был один из моих обликов, воплощений, аватар, говори, как хочешь. Получилось так, что я всегда был коллекционером, но никогда не был человеком в обычном понимании этого слова…
Глава XV,
в которой Коллекционер рассказывает о себе
Коллекционер, а здесь он будет выступать как конкретное лицо, поэтому пишется с большой буквы, не был человеком в обычном понимании этого слова. У него имелось три защитных оболочки, скрывавших истинную сущность, четыре слоя. Или уровня, как любили говорить молодые и современные знакомые компьютерщики. Первый — хорошо известный людям: пятидесятилетний по-спортивному подтянутый мужчина без каких-либо особенных примет. Если таковые требовались, он их легко создавал. Симулировал. Мог отпустить бороду, наголо побрить голову или отрастить шевелюру. Изменить черты лица, наконец. Последние годы иногда надевал очки. Мог закурить, выпить, для вида впрыснуть себе какую-нибудь дрянь, — подобные мелочи не сильно его беспокоили. Наконец, мог радикально изменить внешность и «помолодеть» лет на двадцать. Но эта человеческая оболочка требовала частого, почти постоянного обновления, посему примерно раз в двадцать лет приходилось менять имя, документы, место жительства и юридическую личность. Как следствие — профессию, образ жизни и круг общения. К этим регулярным заменам он давно уже привык, и каждый раз испытывал нечто вроде удовольствия при таких переменах. Кем он только не перебывал за свою долгую жизнь! И воином, и служителем разных религий, и боярином, и университетским профессором, и странствующим проповедником, и врачом, и дипломатом, и наемным убийцей, и журналистом… даже — языческим богом. Да не по разу, и не по десять, а многократно — число профессий ограничено, а личные интересы еще больше сужали это число.
Второй слой, уровень или оболочка, если хотите, была более стабильной, но не менее хлопотной. Бессмертный, столетиями сохраняющий в неизменности, как общий вид, так и внешний возраст. Для поддержания жизни этой оболочке требовалась регулярная подзарядка — ежегодная поездка в горы у Мертвого моря, небольшая туристическая прогулка в одну из пещер, непродолжительное спелеологическое приключение к тайному проходу, скрытому за неотличимой от стен каменой плитой. И цель. Сталагмит с отломанной верхушкой, вместо которой давным-давно была выдолблена небольшая чаша. В нее-то, с нависшего сверху сталактита, за год набирался живительный раствор. Накопившуюся жидкость надлежало выпивать полностью раз в год, до следующей поездки, и так постоянно. В разное время об этом месте узнавали люди — всего пятеро смертных, все ныне покойные. Организовавший Первый крестовый поход Римский папа Урбан Второй, Король Иерусалимский Балдуин Первый и папа римский Пасхалий Второй, преемник Урбана… и еще двое родных братьев — писателей-фантастов, но их разговорчивость сочли за обычный творческий вымысел. А еще знал он сам: раствора хватало лишь на одно живое тело, поэтому никто из державных властителей и талантливых литераторов так и не воспользовался возможностью. Тайна сохранилась.
Третий, внутренний уровень представлял собой почти истинную его сущность — демон Ада, один из тех падших ангелов, что получили счастливое распределение на землю. Многие из его коллег цепляли на себя постоянные маски богов, организовывали личные культы с поклонением той или иной группы людей. Возводили храмы в свою честь, устраивали мистерии, жертвоприношения и сеансы коллективного экстаза. Что и говорить, привлекательные бывали приключения. Однако утомительное внимание наскучило, хотя многие собратья и до сих пор хранили прежние привычки. Впрочем, об этом он предпочитал не думать без убедительного повода.
Его же настоящую, истинную личность, давно и глубоко спрятанную за всеми этими слоями, всерьез уже мало что тревожило. Он, один из тех, кто когда-то прибыл в чужой мир и был вынужден остаться на этой планете, внутренне стал спокоен и невозмутим, но зато с умением изображать эмоции. Например, надевал личину снедаемого низменными страстями коллекционера. Иногда он устраивал битвы со своими бывшими попутчиками, но все реже и реже. А после того, как проиграл в поединке и стал неподвижным изваянием на многие годы, вообще перестал конфликтовать. То был четвертый, основной уровень. Или наоборот — первый, если считать от основ.
Непостижимо для людского понимания, но истинная сущность умела подселяться к носителям человеческого разума. С одной стороны, это оказалось удобно — снимало массу жизненных проблем в мире людей. А с другой, — требовала постоянно менять носителя. Или не менять, а продлять существование занимаемого тела, поддерживать его столько, сколько потребуется. Он избрал второй путь. Не сразу, потом, в одиннадцатом веке по христианскому летоисчислению. Тут-то и пригодился обломок Генератора, застрявший в расщелине Иудейских гор. Он, фрагмент Генератора, продолжал вяло работать и выделять субстанцию, что просачивалась внутрь горы и стекала с одного из сталактитов пещеры…
Первоначально такой подход радовал, но он же и привел к поражению в очередной битве с давней противницей. Та обманула и, наконец, переиграла его, заманила в неподвижное изваяние, заключила в камнеподобную скульптуру. Обездвижила на века. А тело осталось жить со своими воспоминаниями. Оно, тело, как и прежде, наведывалось в пещеру и принимало субстанцию. По глотку в год. Оно же, тело со своим человеческим разумом, продолжало собирать начатую века назад коллекцию. А он сам, его сущность все это время оставалась скованной в скульптуре, изображавшей бога смерти. Почти все, что у него осталось кроме собственной слабеющей силы, — личные воспоминания.
Тогда, много-много тысячелетий назад, он вместе с несколькими сотнями попутчиков потерпел катастрофу, их охватило отчаяние. Ведь они утратили свои корабли, почти все технологии и средства существования. Сами того не желая, остались жить с аборигенами на малопригодной, в общем-то, планете. Естественно, они были совершенно не похожи на людей, но пришлось приспосабливаться. Здесь было слишком влажно, слишком переменчиво, да и вообще все было слишком. Отсутствовали средства размножения, а необходимое для этого оборудование либо погибло при катастрофе, либо сильно пострадало при взрыве и растерялось по всей планете. Вначале ужас, посетивший звездных скитальцев, казался непреодолимым. Мысли о потере привычных способов существования, невозможность покинуть этот мир, и перспектива как минимум на тысячелетия оставаться прикованными к данной неудобной планете, — поддерживали страх. Но потом пришло осознание: развивая людей, можно в каком-то далеком будущем с их помощью воссоздать пропавшие корабли. Или построить новые, это уж по обстоятельствам. Вселенцы стали чему-то учить местных, иногда помогать, добившись всеобщего расселения человеческих племен. Последние тысячелетия откровенно жили за счет людей. Когда Коллекционер и его «коллеги» научились принимать облик аборигенов, а потом и примеривать их тела, комфортное существование на новой родине почти наладилось. Однако еще в самом начале среди звездных гостей произошел раскол — одни решили, что такая жизнь их вполне устраивает, и ничего иного уже ждать не надо. Другие, наоборот, — сохранили прежние надежды когда-нибудь сделать себе достойные средства передвижения, покинуть этот мир как временную стоянку. Продолжить странствие. Последние всячески развивали человеческий прогресс, не особенно заботились о сохранении ресурсов планеты и мало задумывались о будущем коренных обитателей. Первые же, сделав Землю своим новым домом, стремились сохранить ее, тормозили, как могли, вредные технологии, и постоянно враждовали со своими бывшими попутчиками.