Музей богов
Шрифт:
— Сгоришь, говорю!
Судя по звукам, пламя за дверью только разгоралось. В мастерской бушевал огонь, и чего-либо спасать было уже поздно и абсолютно невозможно. Я буквально силой потащил Машу по лестнице вниз. Пока спускались, художница смирилась с потерей и не очень-то сопротивлялась. Каким-то чудом мы не пострадали, лишь волосы моей подруги слегка обгорели на кончиках.
Опять пожар, не везет этому дому. Мы кубарем скатились с лестницы и едва успели выбраться на улицу. Перед домом уже собиралась толпа, все смотрели вверх, и на нас никто не обращал никакого внимания. Пара полукруглых окон под крышей светилась пламенем, стекла полопались, и огненные языки уже вырывались наружу. На сей раз пожар не
Глава XVIII.
Двери
Я пришел в сознание утром в своей постели. В таких случаях говорят — «проснулся», но мне почему-то показалось правильным выражение — «пришел в сознание». Или — «очнулся». В голове ощущалась тяжесть, и рассудок еще плохо работал. Сон какой-то дурацкий… я уж и забыл его, пока просыпался. Через приоткрытую балконную дверь слышались усиленные электроникой невнятные вопли со школьной линейки. В этой общеобразовательной средней школе с английским уклоном, что стоит за два дома от моего балкона, систематически, на каждый школьный праздник, если, конечно, дождь не льет как из ведра, проводится праздничная линейка. Некая руководящая дама, может, директриса или завуч, что-то долго и громко кричит в микрофон.
У меня возникло ощущение дежавю. По-моему, все это уже когда-то было. Какой сегодня у нас день, черт возьми?
Кое-как оторвал себя от постели и подошел к балкону. Тепло, практически лето…
Что за сон такой мне приснился? Вспоминались какие-то обрывки. Снился крупный черный кот, а позже я, вроде бы, убегал из горящего дома, только вот с кем убегал, да и что это был за дом…
Думая о всяких жизненно важных для меня проблемах, я на полном автопилоте посетил комнату раздумий, умылся, а уж потом полез в холодильник. Очень уж хотелось что-нибудь съесть на завтрак. Холодильник оказался практически пуст. Вот черт. Придется идти в магаз на голодный желудок. Терпеть этого не могу. Не найдя достойной альтернативы, я встал под душ, чтобы смыть остатки сна и скверных мыслей. Прохладная вода оживила восприятие и помогла голове прийти в относительную норму: способствовала более отчетливому сознанию. Но есть хотелось ужасно, противное ощущение в желудке никуда не уходило, и это жутко раздражало. Проклиная все на свете, я вытерся, высушил голову, оделся, сунул босые ноги в кроссовки и направился к ближайшему продуктовому.
Около контрольных весов у самого выхода из магазина (или сразу после входа, если смотреть с другой стороны) сидел очень крупный черный кот. Кот (явно тот самый, из моего сна) безразлично посмотрел на меня и вдруг моргнул левым глазом. Словно прочитал мысли и подтвердил их правомерность. Так значит. Ну, ладно, что ж теперь.
— Так это ты, Роберт? — спросил я.
Кот медленно закрыл глаза и сразу же их открыл.
И тут я вспомнил все окончательно. Воспоминания обрушились на меня как вода из провисшего от затопления соседом натяжного потолка. И пожар, и Маша со своей старой мастерской, и сгоревшие картины, и все, что было раньше. Даже всякие глупые разговоры вспомнились. События, случившиеся накануне, казались дурным сном. Сном? Накануне? Да нет же… Пожар, дом с двумя башенками… Сумасшедший байкер, притворявшийся Богом Смерти, это что, тоже приснилось, так что ли? А чернокожая красотка Лунджил, со своим котом Робертом, наш безумный договор, все эти длиннющие беседы, поездка в Питер, залитый кровью номер в гостинице… Тоже сон? Да нет, быть того не может. Хотя, если посмотреть с другой стороны…
Вспомнилось все.
Я закупил всего необходимого, наполнил продуктами пару пакетов и направился к выходу. Есть хотелось неимоверно. Чисто автоматически посмотрел туда, где сидел кот. Пусто. Черный котяра с наглой мордой исчез, будто по волшебству. Черт их знает, этих котов. С ними вечно какие-то чудеса происходят.
Уже в своем подъезде, повинуясь внезапно проснувшемуся древнему инстинкту, проверил почтовый ящик, в котором обнаружилась повестка на сегодня в Следственный комитет. Бумажную почту я проверяю от случая к случаю, не чаще раза в неделю, и если бы не случайность, вполне мог опоздать. Или вообще не прийти.
К означенному в повестке часу я сидел по другую сторону стола в кабинете следователя, которого звали Игорь Георгиевич Дубоделов. Фамилия, конечно, не из удачных. Особенно для следователя. Тут у меня опять появилось стойкое дежавю, и пока хозяин кабинета изучил мой паспорт, я вдруг окончательно вспомнил все оставшееся. Это же было! Он что, не помнит что ли? Был этот безразличный ко всему следователь, и вот так же он пялился в мой документ, и этот кабинет тоже был… Я его помню… Диктофон… все то же, что и раньше. Тем временем дознаватель переписал мою фамилию, имя, отчество и еще что-то. После чего стал разъяснять права, которые были те же самые, что и прошлый раз. Потом, тоже, как и в прошлый раз, начались те же самые вопросы, на которые я послушно отвечал. Когда протокол подписали и закрыли, следователь выключил диктофон, посмотрел мне в глаза и негромко спросил:
— Ничего новенького по этой теме не вспомнили? Сообщить не желаете? Не под запись, без протокола?
— Желаю сообщить, — сказал я. — По теме. Можно и с протоколом.
— Что? — сразу же напрягся следователь и снова включил свою звукозаписывающую машинку, чего вроде бы не собирался делать.
— Я, конечно, не специалист и не криминалист, но там, в этом гостиничном номере, как-то странно все кровью залито. Будто бы кто-то любительский спектакль устраивал. Неумело и непрофессионально.
Следователь хмыкнул.
— Ничего больше не скажете?
— Скажу, — сказал я. — Надо бы кровь проверить. Настоящая ли? Вдруг это краска, какую в кино используют, или кровь, но, например, баранья? Барана резали и кровь собрали. А потом…
— Коровья.
— Что?
— Кровь была коровья, вернее, говяжья. Экспертиза установила. Это вам разрешается знать. Половую принадлежность носителя крови не выясняли, да и неважно кто там был — корова, бык… Какая разница? Уже даже мясокомбинат нашли, где какой-то неизвестный мужчина кровь покупал… Вероятно — для этой вот акции. Свидетели так и не смогли его описать: кто говорит — высокий, кто — низкий, кто — блондин, кто — брюнет. Обычное дело, разбираемся. Смотрите, что там нашли.
Тут дознаватель показал распечатанную на цветном принтере фотографию художницы Маши. Моя старая знакомая сидела в свободной позе на стуле, причем одета была исключительно в трусики и майку с надписью: «I don’t give a fuck!». В нашей личной, давным-давно установленной системе сигналов и символов это значило: «осторожно, опасность!».
— Администрация отеля подтвердила: именно эта девушка снимала номер. Еще найден неиспользованный железнодорожный билет до Питера. Все, можете идти. Пропуск я вам подписал. Да, если надумаете уезжать из города, сообщите, куда и насколько. У вас есть моя визитка.
Сработало, что ли? Значит, вот как оно действует.
Но кто же из них врет? «Байкер» или «Лу»? Или оба? Или наоборот — оба правы? Черт, рехнуться с ними можно. Как в миру зовут этого «байкера»? Я же так и не удосужился спросить… Похоже, врет все-таки он.
* * *
Прошло не так уж и много времени, как я опять сидел в кафе «Черный Перламутр» вместе с тем самым типом, столь похожим на байкера. На спине его куртки весело улыбалось солнышко, а на груди привлекал внимание круглый желтый значок с лозунгом: «Пусть всегда будет солнце!»