Музейная ценность
Шрифт:
– Тебе не нужна моя помощь?– спросил Антон.
– Мне от тебя вообще ничего не нужно… - я не успел закончить, потому что в комнату вошла Лидия Васильевна.
– Доброе утро, мальчики! Юра, Ева мне сказала, что ты плохо себя чувствуешь. Это правда?
– Угу, - простонал я и чувствовал себя последним подлецом, обманывая Стрижеву. Она ведь всегда меня в школе выручала, да и вообще, она просто замечательная женщина.– У меня живот болит. Мы с Евой ходили аптеку искать.
– Все понятно. Я принесу но-шпы, а в театр
Поэтому постарайся выздороветь. Кто останется с больным?
Красильников вопросительно посмотрел на меня. Я отвернулся, - дескать, ты мне не нужен.
– Антон, ты не останешься?– спросила Стрижева.
– Если Юра не против…
– Красильников очень хотел в театр попасть, - соврал я, - пусть лучше Ева останется.
– Журавлева? Ну как хочешь, - сказала Лидия Васильевна, попрощалась и вышла из комнаты.
Я уже хотел было вскочить и сплясать от радости зажигательную цыганочку с выходом, не от того, что провел классную даму, а что все получилось. Но тут Лидия Васильевна вернулась.
– Юра, может, врача вызвать? Я очень волнуюсь. Вдруг это что-то серьезное, а не обычное недомогание? А если в поезде ты подцепил инфекцию? Нет, пожалуй, было бы верхом легкомыслия оставлять тебя здесь только с Журавлевлевой, не проконсультировавшись с врачом.
У меня аж сердце упало. Точно говорят: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь». Такого поворота я никак не ожидал.
Страшное дело. Собрав всю волю в кулак и призвав на помощь весь дар убеждения, которым я обладаю, я начал:
– Лидия Васильевна, не волнуйтесь вы так. Это, наверное, от кетчупа с горчицей. У меня желудок такого издевательства не любит, а мне жутко наравится есть «горячих собак»…
– Каких собак?!– не поняла Лидия Васильевна
– Хот-доги то есть, люблю я их с этой адской смесью. Я и вчера на ночь наелся. Вот желудок и бастует. Попью кефирчика и минералочки. Все будет нормально…
– Юра-Юра… Не нравится мне это. Что я потом твоим родителям скажу?
– Скажете, что смотрели за мной и хранили как зеницу ока.
Ну, чтоб я всякую гадость не ел.
– Давай с тобой сейчас в медсанчасть спустимся. Я на втором этаже ее видела. Если специалист скажет, что все в порядке, то я поведу класс на экскурсию со спокойной душой.
Делать было нечего - я согласился. Мы спустились на лифте, прошли по коридору и были на месте. Медсестра посмотрела на меня из-под очков, видимо, она так дорожила своими стеклами, что смотрела сквозь них только на избранных. Не очень-то и надо - решил я для себя. Она велела лечь мне на кушетку, которая оказалась холодной, и кожа моментально покрылась препротивными мурашками. Тетенька долго мяла мне живот и гнусавым голосом вяло интересовалась, где болит. Даже если бы меня скрючило от боли, ей бы я не сознался ни за какие сокровища мира.
После всех изысканий она вновь подняла очки, посмотрела на взволнованную Лидию Васильевну и авторитетным тоном заявила:
– Аппендицита нет.
«Еще бы, - подумал я про себя. Его мне два года назад вырезали». Но вслух свои мысли не высказал, вдруг тогда Стрижева будет искать настоящего специалиста?
– А дифтерия?– спросила Лидия Васильевна.
– Очагов в области нет. Я могу сделать ему клизму или промывание желудка.
«Да она просто зверь!» - внутри я весь кипел от возмущения.
Я посмотрел на карточку на ее халате. Ага, Богданова Анна Павловна, значит, тетя Аня. Клизмой меня можно было пытать.
Я набрал в легкие побольше воздуха и выпалил:
– Аннапална-пожалуйста-не-надо-я-просто-горчицы-и-кетчупа-объелся! Не надо клизмы, - взмолился, я подобострастно глядя в ее разукрашенные глазищи.
– Как хочешь. Только прими аллохол и пей минеральную воду, предварительно выпустив из нее газ. Вечером зайдешь, я посмотрю тебя еще.
Я, конечно, клятвенно пообещал к ней явиться, но мечтал насыпать ей в кофе пургена. Когда мы с Лидией Васильевной вышли из медсанчасти, я аж вспотел. Наверное, моя кровь состояла только из одного адреналина, еще бы, - еле ноги унес от клизмы.
Минут через десять после того, как все ушли, в комнату заглянула Ева:
– Ну как? Все получилось? Салин сейчас внизу, как транспортировка класса к театру закончится, он вернется к нам.
– Пока все прошло гладко, но вот что мы дальше делать будем?
– В каком плане?– не поняла Ева.
Я начал ей рассказывать о том, что не знаю, рассказывать ли Женьке про булавку, а если и рассказывать, то что именно?
Правду - нельзя. Вдруг он в музей пойдет и заявит, что я у них ценность унес. Мало ли, кто его знает. Она согласилась
– рисковать в таком деле ни в коем случае нельзя. Журавлева предложила сказать, что булавка ее, вернее, принадлежала ее бабке, а теперь перешла по наследству ей. А Ева хочет продать булавку, потому что срочно понадобились деньги.
Версия получилась весьма правдоподобная. Даже отговорка по поводу Ярославля хорошая была - мол, Журавлева не хочет посвящать родителей в сделку. А поскольку булавка ее, то она что хочет, то и делает. Вот почему нам нужно попасть к антиквару, который бы оценил вещицу.
Пришел Женька.
– Ну, что у вас за столь секретное дело? Рассказывайте!– тут же с порога начал он.
– Дело серьезное, поэтому на улице мы ничего тебе говорить не стали, - начал я, - и надеюсь, у тебя хватит ума никому об этом не рассказывать…
– Не ума, а такта, - поправил меня он.
– Это не суть важно, - вставила Ева.
После чего мы во всех красках и подробностях для правдоподобия рассказали ему об умершей бабке, булавке, о том, что нам необходимо узнать ее стоимость. И тут я показал свою находку Евгению.